В связи с идеей системного подхода, который авторы явно знают и который они прекрасно изложили, кажутся достаточно утопическими их идеи осуждения мещанства. В интерпретации авторов и Антона мещанство – это, прежде всего, народ. Есть народ – тупо, серый и грязный, есть интеллигенция – высоколобая, образованная и смотрящая в будущее. Как бы нам было неприятно так формулировать проблему, но эта дихотомия выглядит в повести именно так. Интеллигент искренне ненавидит быдло: «Ведь я же их по-настоящему ненавижу и презираю… Не жалею, нет, – ненавижу и презираю… Я… Отчетливо вижу, что это мой враг… И ненавижу его не теоретически… А его самого, его личность». Народ платит интеллигенции тем же самым. «Я бы делал что? Я бы прямо спрашивал: грамотный? На кол тебя! Стишки пишешь? На кол! Таблицы знаешь? На кол, слишком много знаешь!» Во всяком случае в России (а что такое Арканар, как не Россия), взаимоотношения интеллигенции и народа всегда выглядели именно таким образом, и это еще раз будет доказано во «Втором нашествии марсиан».
Понедельник начинается в субботу
Наука есть способ удовлетворить своё
любопытство за государственный счёт.
Л.Ландау
Абсолютное большинство читателей и критиков Стругацких восприняли, и воспринимает эту повесть как своеобразную «передышку», отступление. Стругацкие в своих предыдущих книгах – «Далекая Радуга», «Хищных вещах века», и особенно «Трудно быть Богом» – затронули ряд болезненных проблем, вызвали неудовольствие критики и поэтому вынуждены были предпринять некое тактическое отступление, написав произведение в жанре студенческого капустника – легкое, юмористическое, с незначительными элементами критики советской философии. Некоторые литературоведы трактуют это чуть ли не как «ход конем» со стороны братьев: дескать, вот такие несерьезные, забавные вещи мы пишем, не надо обращать на нас внимания. А уж когда критика расслабится, тут будут написаны «Улитка» и «Гадкие лебеди». В. Кайтох прямо пишет, что ««Понедельник…» стал… влияющим… на тактику фактором».
Разумеется, это не так, и «Понедельник» ни в коем случае не является проходным произведением, как это считают очень многие. Кайтох посвящает анализу «Понедельника» всего три страницы, что, на наш взгляд, несправедливо.
«Понедельник» – это «повесть-сказка для научных работников младшего возраста». Здесь содержится как минимум два ключевых слова. Во-первых, слово «сказка». «Понедельник» написан в совершенно другой манере, чем трилогия «Полдня» и последующие произведения. Сказочный антураж, конечно, способствует усилению комического элемента, но ведь этот сказочный антураж позволил создать Стругацким первую (если исключить «Малахитовую шкатулку» П.П. Бажова) фэнтези на отечественной почве. Обращение к русским сказкам, скандинавской мифологии, ведийской философии – все это характерные приемы жанра фэнтези. Таким образом, Стругацкие как бы между делом предложили отечественной фантастике новый жанр практически одновременно с Дж. Р.Р. Толкином.
Второе ключевое слово из подзаголовка – это словосочетание «научных работников». Действие происходит в научно-исследовательском институте. «Столкновение этой «научности» и фабулярной схемы литературы «на грани возможного» со сказочной действительностью является основным источником комизма произведения», – полагает В. Кайтох. Разумеется, это так. Но при этом научный институт выполняет в повести все свойственные ему функции и работа его сотрудников призвана отнюдь не только развлечь читателей. Конечно, портки-невидимки немало веселят всех знакомящихся с этим эпизодом, а эксперименты профессора Выбегало являются объектом язвительной критики. Но ведь большинство сотрудников института занимаются действительно серьезными проблемами. В институте выясняют, в чем смысл человеческой жизни, что такое счастье, является ли смерть непременным атрибутом жизни, что является первичным – материальное или духовное, какова природа времени?
Все это проблемы философии, которыми данная наука занимается с момента своего возникновения. В любом учебнике и словаре по философии существуют соответствующие разделы. Обращение к столь банальным проблемам, которые человечество решает уже тридцать веков, казалось бы, было обречено дать более чем банальный результат. Но не дало, в чем и заключается гений Стругацких как философов. Читателям между делом предполагается поразмышлять над случайно брошенной фразой, которая стоит многих страниц иных докторских диссертаций. Например, краткое цитирование определений счастья, собранных Магнусом Федоровичем Редькиным фактически подводит черту под многовековым спором философов о том, что есть счастье.