О великом ученом и атеисте

Почему у одних собак в ответ на эти воздействия возникает безудержная раздражимость, а у других — постоянное торможение?

Вот когда прояснилось значение различий в характере и повадках собак. Эти различия зависят от того, что нервная система каждой собаки, так же как и у человека, своеобразна. Эти различия объясняются свойствами вещества мозга, особенностями его работы.

Давным-давно, две с половиной тысячи лет назад, древнегреческий врач Гиппократ пытался объяснить различия людей тем, какой сок преобладает в теле каждого человека.

Кровь — по-гречески «сангвис» — преобладает в теле подвижных, горячих, жизнерадостных людей.

Слизь — флегма — в теле медлительных, спокойных, солидных.

Желчь — холе — у раздражительных, безудержных, вспыльчивых.

Черная желчь — меланхоле — у мрачных, озабоченных, подавленных.

На этой основе, учил Гиппократ, и создаются темпераменты: сангвинический, флегматический, холерический и меланхолический.

За сотни лет учение Гиппократа о соках было забыто, но его классификация темпераментов сохранилась. Сангвиники, флегматики, холерики, меланхолики — сколько этих типов людей описано в художественной литературе на всех языках мира!

Типы нервной системы — так называет их Павлов.

Сначала казалось, что основных типов два. К одному относились подвижные, энергичные, резвые собаки. Таким был Пострел, с которым работала старейшая сотрудница Павлова Мария Капитоновна Петрова. Другая отличалась совершенно противоположным характером. Это была трусливая, беспрестанно замирающая на месте от страха, беспокойная собака. У одной преобладало возбуждение, у другой — торможение. Одна относилась к возбудимому, другая — к тормозимому типу.

Сильное, потрясающее раздражение по-разному действовало на собак. Невроз одной заключался в том, что у нее переставало работать торможение. Другая, наоборот, теряла способность к возбуждению — все раздражители вызывали у нее торможение. Возбудимый и тормозимый — так определил Павлов эти два основных типа нервной системы, легко приходящие в болезненное состояние.

Но встречались собаки и устойчивые против воздействий, ведущих возбудимых и тормозимых собак к неврозу. Их относил Павлов к уравновешенному типу. У них, очевидно, одинаково хорошо работало и раздражение и торможение. Такая работа охраняла их мозг от поломок при любом воздействии, при любом напряжении.

Уже много дней лежит на столе Павлова незаконченная рукопись его новой работы — об истерии. Он не закончит ее, пока не придет к окончательному заключению — о типах мышления. Он не возьмется за нее, пока не решит для себя вопроса об отличии истерии людей от истерии животных.

В памяти Павлова в эти дни проходят сотни людей. Одних он знал лично в течение своей долгой жизни. С другими знакомился по их делам. Это были ученые, литераторы, люди искусства.

Он вспоминает великих учителей своей юности — Сеченова, Менделеева, Бутлерова, Боткина. Думает он о знаменитом композиторе и выдающемся химике профессоре Бородине — его он тоже знал лично. Припоминаются Павлову великие художники, повстречавшиеся ему на жизненном пути, — Репин, Крамской. Из глубин памяти выплывают величайшие люди всех времен и народов — Леонардо да Винчи, Гёте, Толстой, Дарвин.

Что говорить, крупные, выдающиеся, замечательные люди. Они по-новому увидели мир и показали его другим людям. Один открыл в нем особые краски, другой — звуки, третий-причины, вызывающие развитие мира. И то, и другое, и третье — это анализ мира, различение все новых и новых сторон его.

А может быть, в том, как отражается в сознании человека окружающий мир и заключается различие людей друг от друга? Может быть, это различие и состоит в том, что один человек прежде всего видит в мире формы и краски и слышит звуки, а другой — загадки природы, задачи, требующие решения?

«Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий большие собрания фактов в общие законы, но почему эта способность вызвала ослабление работы той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять».

Откуда это? А, из «Автобиографии» Дарвина.

«Вот уже несколько лет, как я не могу выносить ни одной строчки поэзии. Пробовал я недавно читать Шекспира, и он мне показался скучным до тошноты. Я потерял вкус к живописи и музыке», — так говорил о себе великий мыслитель.

А кто сокрушался о том, зачем ученые тратят время на решение никому не нужных задач? Величайший художник Толстой. Он не понимал значения науки для человека, призывал быть ближе к природе, жить ее законами.

Может быть, в этом и выражается особый склад мышления, отличающий художника от ученого?

Да, очевидно так. Мыслители и художники — два типа работы сознания, два способа восприятия мира — и отношения к нему. И, очевидно, на одних мир сильнее действует непосредственно — своими формами, красками, звуками и запахами, то есть прямыми сигналами о предметах, а на других — через слова, то есть сигналы о сигналах окружающего мира.

Художники и мыслители — два склада нервной системы, присущие человеку.