О великом ученом и атеисте

Это развитие шло под знаком совместного труда. С тех дней, когда наш бесконечно далекий предок вместе с другими, такими же сутулыми, косматыми, дикими существами, как и он сам, загонял неистовыми воплями и градом камней добычу всего племени — мамонта — в болото, прошли сотни тысяч лет. И где бы мы ни находили остатки первобытного человека, всюду обнаруживаются следы совместного труда. А где совместный труд — там и речь. Сначала это крики, подбадривающие в работе. Потом слова — сигналы о самых — простых вещах, окружающих человека; Потом, спустя тысячи лет, — связная речь.

Загадки сознания больше не существует. Она стала предметом исследования как определенная часть науки о высшей нервной деятельности.

«…Эта вторая система сигналов, — пишет Павлов, — и ее орган — лобные доли, — как самое последнее приобретение в развитии человека из животного мира, должны быть особенно хрупкими, поддающимися в первую очередь разлитому торможению, раз оно возникает в больших полушариях при самых первых степенях гипнотического состояния. Тогда вместо обычно первенствующей в бодром состоянии работы второй сигнальной системы выступает деятельность первой — сперва в виде мечтательности и фантастичности, а дальше в виде легкого сонного состояния, соответствующего состоянию засыпания. Это работа первой сигнальной системы, освобожденной от регулирующего влияния второй».

Цель всей жизни, полувековой борьбы, напряженных, упорных, настойчивых исканий достигнута!

— Нет, вы только посмотрите на ее любопытство! — обращается Павлов к своим спутникам. — Дай бог нам так смотреть на наши опыты, как она смотрит. Она буквально впивается глазами, чтобы понять, как это штука действует.

На глазах у обезьяны открывают и закрывают пенал — коробку с выдвижной крышкой. Роза сидит неподвижно, подавшись вперед всем своим лохматым телом, чуть опираясь на пол длинными согнутыми пальцами рук. В ее карих глазах — напряженное, мучительное внимание.

— Ну, хватит, насмотрелась, — говорит Павлов. — Дайте-ка теперь ей опять!

Обезьяна встает, протягивает руку, хватает пенал, и крышку и усаживается в уголке вольеры «решать задачу».

— Чистейшая и совершенно бескорыстная любознательность! — отмечает с уважением Павлов. — Ну, что она получит от решения задачи? Ничего. В пенале ни яблок, ни какой-либо другой пищи.

Роза вертит в руках коробку, склонив голову набок. На ее подвижном лице — серьезное, озабоченное выражение. Она прилаживает крышку к пеналу то с одной, то с другой стороны. Вот крышка попала в паз — Роза торжествующе, с силой задвигает ее и трясет пеналом, выражая свое удовлетворение.

Рафаэль брезгливо, свысока наблюдает за ее занятием, сидя на перекладине под потолком вольеры. Но вот Роза оставила пенал, положила на пол — и он одним исполинским прыжком оказывается рядом.

Он действует быстро и решительно. Отстранив Розу, хватает пенал, дергает, бьет об пол, размахивает в воздухе. Крышка падает на пол. Рафаэль заглядывает внутрь пенала — там ничего нет, — пренебрежительно отбрасывает его в сторону и снова карабкается по железным прутьям.

— У этого господина характер другой, — смеется Павлов, — бескорыстной любознательностью он не отличается. Вот если бы за решением следовало получение яблок или чего другого, тогда бы он стал с ней возиться.

Он смотрит на Рафаэля, качая головой.

Роза поднимает пенал и снова погружается в свое занятие. Но на этот раз у нее ничего не выходит, и она сует крышку не тем концом.

— Возьмите-ка у нее пенал и вставьте, — предлагает Павлов, — да так, чтобы она не видела, как вы это делаете.

Человек, находящийся в вольере, отнимает у Розы пенал и, повернувшись к ней спиной, начинает вставлять крышку. Роза преображается. Она вытягивает все тело, вертит головой, пытаясь увидеть то, что ей не показывают. Брови приподняты, тонкие губы вытянуты вперед, в глазах светится нестерпимое любопытство.

— Какая настойчивая любознательность! — восхищается Павлов. — Вот вам зачаток того, что у нас с вами создало науку, — обращается он к спутникам.

— Я давно поражался, — разводит он руками, — каким образом человек ухитрился вырыть такую яму между собой и животными. Вы возьмите нашего постоянного спутника — собаку. Ее сходство с нами поражает. Возьмите строение органов. Возьмите всю их деятельность — определенно то же самое. Работа мозга — тут мы просто умнее ее, хотя и она тоже не дура. Как же можно говорить, что имеется какая-то поражающая разница!..