О Владимире Ильиче Ленине

9-го к нам ввалилась с обыском целая орава юнкеров. Они тщательно обыскали всю квартиру. Мужа Анны Ильиничны Марка Тимофеевича Елизарова приняли за Ильича. Допрашивали меня, не Ильич ли это. В это время у Елизаровых домашней работницей жила деревенская девушка Аннушка. Была она из глухой деревни и никакого представления ни о чём не имела. Она страстно хотела научиться грамоте и каждую свободную минуту хваталась за букварь, но грамота ей давалась плохо. «Пробка я деревенская!» — горестно восклицала она. Я ей старалась помочь научиться читать, а также растолковывала, какие партии существуют, из-за чего война и т. д. О Ленине она представления не имела. 8-го я не была дома; наши рассказывали, что к дому подъехал автомобиль и устроена была враждебная демонстрация. Вдруг вбегает Аннушка и кричит: «Какие-то Оленины приехали!» Во время обыска юнкера её стали спрашивать, указывая на Марка Тимофеевича, как его зовут? Она не знала. Они решили, что она не хочет сказать. Потом пришли к ней в кухню и стали смотреть под кроватью, не спрятался ли там кто. Возмущённая Аннушка им заметила: «Ещё в духовке посмотрите, может, там кто сидит». Нас забрали троих — меня, Марка Тимофеевича и Аннушку — и повезли в генеральный штаб. Рассадили там на расстоянии друг от друга. К каждому приставили по солдату с ружьём. Через некоторое время врывается рассвирепелое офицерьё; собираются броситься на нас. Но входит тот полковник, который делал у нас обыск в первый раз, посмотрел на нас и сказал: «Это не те люди, которые нам нужны». Если бы был Ильич, они бы его разорвали на части. Нас отпустили. Марк Тимофеевич стал настаивать, чтобы нам дали автомобиль ехать домой. Полковник пообещал и ушёл. Никто никакого автомобиля нам, конечно, не дал. Мы наняли извозчика. Мосты оказались разведены. Мы добрались до дому лишь к утру. Долго стучали в дверь, стали уж бояться, не случилось ли что с нашими. Наконец достучались.

У наших был обыск ещё третий раз. Меня не было дома, была у себя в районе. Прихожу домой, вход занят солдатами, улица полна народу. Постояла и пошла назад в район, всё равно ничем не поможешь. Притащилась в район уже поздно, никого там не было, кроме сторожихи.

В подполье

Ильич скрывался у старого подпольщика рабочего Сестрорецкого завода Емельянова на станции Разлив, недалеко от Сестрорецка. К Емельянову и его семье у Ильича сохранилось до конца очень тёплое отношение.

Жить в шалаше на станции Разлив, где скрывался Ильич, было дальше невозможно — настала осень, и Ильич решил перебраться в Финляндию. Н. А. Емельянов достал ему паспорт сестрорецкого рабочего, Ильичу надели парик и подгримировали его. Дмитрий Ильич Лещенко, старый партийный товарищ времён 1905–1907 гг., съездил в Разлив и заснял Ильича (к паспорту нужно было приложить карточку).

Тов. Ялава, финский товарищ, служивший машинистом на Финляндской железной дороге, взялся перевезти Ильича под видом кочегара. Так и было сделано.

Сношения велись с Ильичём также через т. Ялаву, и я не раз заходила потом к нему за письмами от Ильича.

Когда Ильич устроился в Гельсингфорсе, он прислал химическое письмо, в котором звал приехать, сообщал адрес и даже план нарисовал, как пройти, никого не спрашивая. Только у плана отгорел край, когда я нагревала письмо на лампе.

Емельяновы достали паспорт и мне — сестрорецкой работницы-старухи. Я повязалась платком и поехала в Разлив, к Емельяновым. Они перевели меня через границу (для пограничных жителей было достаточно паспорта для перехода границы); просматривал паспорта какой-то офицер. Надо было пройти от границы вёрст пять лесом до небольшой станции Олилла и здесь сесть в солдатский поезд. Всё обошлось как нельзя лучше. Только отгоревший кусок плана немного подвёл: долго бродила я по улицам, пока нашла ту улицу, которая была нужна. Ильич обрадовался очень. Видно было, как истосковался он, сидя в подполье в момент, когда так важно было быть в центре подготовки к борьбе. Я ему рассказала обо всём, что знала.

Пожила в Гельсингфорсе пару дней. Захотел Ильич непременно проводить меня до вокзала, до последнего поворота довёл. Условились, что приеду ещё.

Второй раз была я у Ильича недели через две. Как-то запоздала и решила не заезжать к Емельяновым, а пойти до Олилла самой.