Терренато и Шайдель подчеркивают, что в ранней римской истории произошел переход от дипломатии к угрозам мафиози, смене режима и, наконец, к завоеваниям. Именно с этого момента, с появлением реальных государств, реализм Экштейна может быть применим, а это была небезопасная среда. Как отмечают Уильям Харрис и Мэри Бирд, однако почти все войны Рима в то время велись за пределами его собственной территории или территории его союзников, что говорит о наступательной экспансии. Одним из преимуществ наступательной войны является то, что она уничтожает территорию противника, а не свою собственную. Харрис утверждает, что римляне начали больше наступательных войн, чем самниты или этруски, после того как Рим был четко установлен.
Экштейн предлагает некоторые отрывочные данные о греческих государствах. По его данным, Афины находились в состоянии войны две трети лет с 497 по 338 гг. до н.э., а другие государства вступали в войну более чем в 90% лет за короткий период. По крайней мере, одна из эллинистических монархий находилась в состоянии войны 97% лет на протяжении 163-летнего периода. При этом, поскольку одновременно существовало от четырех до девяти монархий, в среднем каждая из них воевала менее половины лет, что, тем не менее, является высоким показателем. Три эллинистических правителя - Аттал I, Филипп V и Антиох III - вступали в войну каждый год, но только в течение двадцатипятилетнего периода. Виктор Алонсо оспаривает мнение, что греческие города-государства почти все время находились в состоянии войны. Акцент на афино-спартанском соперничестве затушевывает тот факт, что многие государства подолгу не вступали в войну. Аргос и Корсира воздерживались от войны на протяжении большей части V века, как и Мегара, Ахейская конфедерация и движение за общий мир в IV веке. Нейтралитета и неприсоединения придерживались такие регионы, как Этолия, Эпир, Крит, а также многие греческие колонии за рубежом. Алонсо подчеркивает роль дипломатии в урегулировании греческих конфликтов. Хотя греки считали, что война часто неизбежна, они стремились ограничить ее масштабы и отсрочить исход, прибегая к дипломатии. Как только война начиналась, они соглашались на перемирия, капитуляции и защиту глашатаев.
Соперники иногда предпринимали наступательные действия против Рима, но не так часто, в то время как частота и продолжительность римских войн не имеет аналогов. По словам Полибия, римляне были более свирепы, чем эллинистические государства, в обращении с побежденными врагами. Мы увидим, что карфагеняне не были столь воинственны, как римляне. Геополитический аргумент Экштейна имеет некоторую ограниченную объяснительную силу, меняющуюся и уменьшающуюся с течением времени, но мы должны добавить третью теорию римских войн.
Три объяснения римского милитаризма: (3) Римская агрессия
Это объяснение допускает мысль о том, что геополитическая обстановка была нестабильной, но утверждает, что главным агрессором стал Рим, движимый внутренним милитаризмом. Из классиков к этому подходили Полибий и Цицерон, а главным современным исследователем является Харрис. Харрис не видит сознательной долгосрочной политики империализма, поскольку экспансия происходила фрагментарно и конъюнктурно (что не редкость при строительстве империи). Но успех порождает успех, и в этом была последовательная направленность агрессии: Рим продолжал это делать". Декстер Хойос, как и Эрих Груен, соглашается с этим в отношении римской политики в Италии и на западе, но не в отношении отношений Рима с эллинистическим миром. Груен изображает Рим как долгое время равнодушный к грекам, не желающий заключать с ними договоры, осторожный в отношении вхождения в регион, где соперничали многочисленные развитые государства. На этом этапе об аннексии востока почти не думали. В итоге Эллада оказалась под властью Рима не потому, что римляне экспортировали свои структуры на Восток, а потому, что греки настойчиво втягивали западного человека в свою собственную структуру - до тех пор, пока она не перестала быть их структурой"