О возможности жизни в космосе

Я слушал женщину и начинал ее понемногу понимать. Но одного я не понял: как можно из-за нескольких подлецов возненавидеть всю молодежь? Сколько людей в Эстонии думают подобно ей? Неужели через сорок лет и я стану таким?

— Глупо получилось, — сказал я соседке.

— Ничего.

— Да, но все-таки глупо.

— Бывает.

— Да, — кивнул я. — Прошу прощения.

— За что?

— Ну… что и вас побеспокоили.

— Перестаньте, — засмеялась она. — Неужели больше не о чем говорить.

— Не говорите мне «вы», — заметил я. — Противно, когда ровесники говорят друг другу «вы».

Она кивнула.

— Ну хорошо.

Я протянул ей руку.

— Давайте знакомиться. Лаури.

— Рэзи.

Одно на пятьсот, подумал я. Ее ладонь была прохладной, как будто на улице стояла зима. Я немного задержал ее руку, потом отпустил.

— Куда вы… ты едешь?

— В Пярну.

— И я туда же.

И больше не о чем говорить. Я прислушался к шуму мотора, посмотрел на часы. Девять часов, скоро половина дороги позади.

РЭЗИ. Это имя мне что-то напоминало. Но я не стал напрягать свою память. К чему мне знать, что означает это имя, главное, оно что-то значит.

Видел ли я во сне какую-нибудь Рэзи? Неизвестно. Я быстро забываю то, что вижу во сне. Даже то, что видел сегодня под утро.

И ЕЩЕ ОДНУ ИСТОРИЮ ВСПОМНИЛ Я. Как-то я ехал из Таллина в Тарту. Ночь была туманная. Мне хотелось спать. Сквозь туман было плохо видно, я боялся ехать слишком быстро.

Я смотрел вперед. И вдруг — это было рядом с какой-то небольшой деревней — я увидел на дороге что-то темное. Я подумал, что это — охапка сена или что-нибудь подобное. Я уже собирался переехать через это, но в последнюю минуту вспомнил предупреждение старых шоферов: берегись гвоздей! и затормозил.

Выйдя из кабины, я обнаружил вдребезги пьяного мужчину, спокойно спавшего посреди дороги. Я не знаю, сколько времени он там пролежал; вероятно, не очень долго, ведь и ночью движение частое, и ему не дали бы там долго валяться.

Когда я вспоминаю этот случай, по коже всегда пробегают мурашки.

…В это мгновение раздался хлопок. Автобус остановился. Нет, это не «лесные братья» сороковых годов напали на нас. Мне не пришлось своим телом прикрывать Рэзи.

— Лопнула шина, — сказал шофер. — Прошу пассажиров выйти из автобуса.

РЭЗИ ПОДНЯЛАСЬ И ВЫШЛА. Я увидел ее во весь рост. Я достал из кармана пиджака сигареты и остановился на обочине канавы.

По обоим сторонам простиралось заросшее кустарником болото. Пахло всякими болотными травами. Шофер возился с домкратом. Пассажиры разбрелись вдоль дороги. Я держался поближе к Рэзи.

На ней было пестрое синее платье. Ветер шевелил ее волосы. Стоял конец августа. Тысяча девятьсот шестьдесят третий год. Двадцатый век. Мы находились где-то в районе Петушиного болота.

— Пахнет, — сказала Рэзи.

Я кивнул.

Мы пошли вперед вдоль дороги. Дорога была прямой и уходила, не сворачивая, к горизонту. По такой дороге ужасно скучно ехать. Иногда кажется, что больше не выдержишь и свернешь в сторону — будь что будет.

— Вы… ходите… ты еще ходишь в школу? — спросил я и рассердился на себя. Слишком уж фамильярно это прозвучало.

— Да, — ответила она. — Перешла в десятый. А что?

В десятый, подумал я. Тогда ей должно быть не менее шестнадцати.

Над болотом пронесся порыв ветра.

— А ты?

— Я? Я — шофер.

Она улыбнулась.

— А на чем ты ездишь?

— На «Праге».

— Не знаю такой.

— Их еще мало.

Солнце зашло за тучу. Стало прохладно.

— А кто у вас в Пярну? — спросил я.

— Тетя.

Ну и ну, это же просто Теткинград. Между прочим, я соврал, когда сказал, что еду к тете. Нет у меня никакой тети в Пярну, а отцу я сказал, что еду на экскурсию. Я думаю остановиться у Энно. Он учится в художественном институте. Сейчас у него должны быть каникулы.

— Я люблю всякие болота и топи, — сказала Рэзи. — Просто ужас, как люблю.

— Почему?

— Там… ну, я не умею красиво сказать…

— Скажи просто.

— Нет, я могу и красиво. Там сердцу немного больно, но так и должно быть иногда. Ты видел когда-нибудь, как опускается солнце за огромные болотные топи? Когда уже поднимается туман?

— Нет.

Рэзи покачала головой. Я поразился, как свободно она заговорила, раньше она казалась такой замкнутой.

— Ты ничего не знаешь. А ты знаешь, что это за цветок? — Она сорвала какое-то растение с белыми соцветиями и поднесла к моему носу. Я почувствовал острый запах.

— Не знаю, — снова по-дурацки улыбнулся я.

— Багульник, — ответила Рэзи.

Шофер подал гудок. Пассажиры полезли в автобус. Пошли и мы. Да, в этой девушке и в самом деле есть что-то необыкновенное.

КОГДА Я СНОВА СЕЛ В АВТОБУС и он поехал, я вдруг вспомнил, зачем еду в Пярну. С той минуты, когда рядом села Рэзи, я впервые подумал о Малле.

Я кажется, запутался, хотя еще ничего не случилось. Я предчувствовал, что впереди меня ожидает какое-то большое недоразумение, но какое именно, я не мог понять.

До чего же запутана жизнь, думаю я иногда. Впрочем, так считали до меня, так будут считать и впредь. Но я не пойму одного: почему нам лгут, к чему обманываться, что жизнь проста, что тебе стоит лишь захотеть, и ты сделаешь все, что хочешь. Может быть, мое удивление просто доказывает, что я чертовски наивен и не знаю, какова жизнь.