О времени и о себе

Интересно, что с одной стороны пьеса названа «Баня», но с другой стороны, никакой бани там нет. С одной стороны, это «драма», но с дугой — «с цирком и фейерверком», то есть прямо балаган, а никакая не драма.

С одной стороны, вся коллизия в пьесе развёрнута вокруг «машины» Чудакова, но с другой — эта машина невидима, то есть её как будто бы и нет.

С одной стороны, перед нами как будто бы театр, но с другой — мы видим ещё и театр в театре, так что первый театр уже как будто уже и не театр, а действительность. И так далее.

Короче говоря, во всей пьесе в целом и в каждом отдельном её элементе мы находим несовпадение предмета и его смысла.

Самые отвлечённые понятия здесь снижаются, овеществляются, материализуются и, наоборот, — конкретнейшие предметы, явления и даже люди развеществляются, дематериализуются вплоть до полного исчезновения.

Почти все персонажи пьесы имеют значимые фамилии: главначпупс Победоносиков, секретарь Оптимистенко, художник Бельведонский, репортёр Моментальников, мадам Мезальянсова, изобретатель Чудаков.

Вот некоторые «замечательные» фразы, которые принадлежат этим персонажам пьесы, написанной почти сто лет назад:

Эчеленца, прикажите!

Аппетит наш невелик.

Только слово, слово нам дадите,

Изругаем в тот же миг,

Александр Семёныч Пушкин,

непревзойдённый автор как оперы

«Евгений Онегин», так и пьесы того

же названия.

Да не мешайте вы с вашими

фантазиями нашей государственной

деятельности.

Учитесь у великих гениев

проклятого прошлого!

Лучше умереть под красным

знаменем, чем под забором. Под этим

лозунгом можно объединить большое

количество интеллигенции.

Предложу вам в срочном порядке

выпрямить у стульев и диванов

ножки, убрать золото, покрасить под

морёный дуб и разбросать там и сям

советский герб на спинках и прочих

выдающихся местах.

Эчеленца, прикажите!

Аппетит наш невелик.

Только хлеба, зрелищ нам дадите,

Всё похвалим в тот же миг.

И Толстой, и Пушкин, и даже,

если хотите, Байрр н — это всё

хотя и в разное время,

союбилейщики, и вообще…

Давно пора за счёт молодых

комсомолок

орабочить секретариат.

Я читал, конечно, товарища

Фейербахова.

Это не для масс, и рабочие,

и крестьяне этого не поймут,

и хорошо, что не поймут,

и объяснять им этого не надо.

Свобода, равенство и братство,

симулируйте железную поступь

рабочих когорт. Ставьте якобы

рабочие ноги на якобы свергнутый

якобы капитал. Делайте улыбку,

как будто радуетесь.

А почему, собственно говоря, пьеса называется «Баня»? На этот вопрос сам Маяковский отвечал двояко. Первый вариант — «Баня моет (просто стирает) бюрократов» — остался определением простодушного и прямолинейного «обличительного» восприятия пьесы. Второй — «Потому что это единственное, что там не попадается».

Маяковский застрелился 14 апреля 1930 года. После его смерти Лиля Брик пыталась сохранить память о его творчестве, хотела создать мемориальную комнату, но постоянно натыкалась на бюрократические препоны. Произведения Маяковского практически перестали издавать. Тогда она написала письмо Сталину.

24 февраля 1935 года на переданном ему письме Лили Брик, в котором она просила об издании собрания сочинений Владимира Маяковского и «увековечивании его памяти», товарищ Сталин начертал ставшую исторической резолюцию: «Тов. Ежов, очень прошу Вас обратить внимание на письмо тов. Брик. Маяковский был и остаётся лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям — преступление…». Товарищ Ежов был в то время председателем Комиссии партконтроля, секретарём ЦК ВКП(б).

После этой фразы вождя, по выражению Бориса Пастернака, «Маяковского стали насаждать, как картошку при Екатерине». Резолюция Сталина была напечатана в газете «Правда», произведения Маяковского стали издавать огромными тиражами, а его именем стали называть улицы и площади городов СССР.