О всех созданиях - больших и малых

— Нет, позвольте мне! — Зигфрид осторожно выловил черный кружок, стряхнул молоко с пальцев и принялся внимательно рассматривать свою находку.

— Это не просто грязюка, — пробормотал он. — Поглядите, он вдавлен, словно чашечка. — Большим и указательным пальцем он потер край кружка. — Я вам скажу, что это. Это струп. Но откуда?

Он оглядел шею и голову теленка, потрогал один из роговых бугорков и вдруг замер.

— Видите ранку? Теперь понятно, откуда этот струп. — Он примерил черную шапочку, и она плотно прилегла к бугорку.

Фермер пожал плечами:

— Это-то понятно. Я недели две назад их всех обезрожил.

— А как, мистер Биллингс? — мягко спросил Зигфрид.

— Тут мне одну новинку продали: просто мажешь на бугорки — и дело с концом. Куда проще, чем с квасцами возиться.

— А бутылку вы сохранили?

— Угу. Она в доме. Сейчас принесу.

Когда он вернулся, Зигфрид прочел этикетку и протянул бутылку мне.

— Треххлористая сурьма, Джеймс. Теперь все понятно.

— Но… чего вы нашли-то? — с недоумением спросил фермер.

Зигфрид сочувственно поглядел на него.

— Сурьма — смертельный яд, мистер Биллингс. Да, рога она выжжет, можете не сомневаться. Но если попадет в корм, то…

Фермер широко раскрыл глаза.

— Понятно! А когда они суют голову в ведро, эти штуки туда и сваливаются!

— Вот именно, — согласился Зигфрид. — Или они сдирают струп о стенку ведра. Но давайте займемся остальными.

Мы обошли всех телят, удаляя смертоносные корочки и выскребая бугорки, и когда наконец уехали, то твердо знали, что мучительный, хотя и краткий эпизод с телятами Биллингса остался позади.

Зигфрид положил локти на рулевое колесо и вел машину, подпирая подбородок ладонями. Это была его обычная поза, когда он погружался в задумчивость, но я никак не мог к ней привыкнуть.

— Джеймс, — сказал он, — я никогда ничего подобного не видел. Тема для статьи.

Он был прав: теперь, изложив эту историю тридцать пять лет спустя, я сообразил, что ничего подобного с тех пор не случалось.

В Скелдейл-Хаусе мы расстались. Тристан, явно стараясь загладить утреннее происшествие, орудовал шваброй в коридоре с рвением матроса парусного флота. Но едва Зигфрид уехал, как в доме воцарился полный покой, и когда, собрав все необходимое для предстоящих визитов, я заглянул в гостиную, Тристан возлежал там в своем любимом кресле.

Я вошел и с удивлением увидел на углях в камине кастрюлю с сосисками.

— Что это? — спросил я.

Тристан закурил сигарету, развернул «Дейли миррор» и положил ноги на соседнее кресло.

— Готовлю обед, старина.

— Здесь?!

— Вот именно, Джим. Хватит с меня этой раскаленной плиты. И на кухне даже присесть толком негде. Не говоря уж о расстоянии до нее.

Я смерил взглядом разлегшегося повара.

— О том, что в меню, спрашивать смысла нет?

— Ни малейшего, старый друг. — Тристан оторвался от газеты и одарил меня ангельской улыбкой.

Я уже собрался уйти, но в недоумении остановился.

— А где картошка?

— В камине.

— В камине?

— Ну да. Я положил ее печься в золу. Вкус удивительный!

— Ты уверен?

— Ну еще бы, Джим. Вот погоди, ты оценишь мое поварское искусство!

Я вернулся почти в час. В гостиной Тристана не было, но там висел сизый чад, и в ноздри мне ударил запах, словно от костра, на котором жгут палый лист.

Тристана я нашел на кухне. От его светской невозмутимости не осталось и следа: он безнадежно тыкал ножом в угольно-черные шарики. Я уставился на него:

— Что это такое?

— Картошка, Джим, чтоб ее черт побрал! Я немножко вздремнул — и вот полюбуйся!

Он брезгливо разрезал обуглившийся клубень. В самом центре я различил беловатый кружок — единственную предположительно съедобную часть некогда большой картофелины.

— Н-да, Тристан! И что же ты намерен делать?

Он бросил на меня панический взгляд.

— Выковыряю середку и сделаю пюре. А что еще мне остается?!

Смотреть на это было выше моих сил. Я ушел к себе, умылся, а потом спустился в столовую. Зигфрид уже сидел за столом, и я сразу заметил, что он все еще смакует утренний успех. Он весело кивнул мне:

— Джеймс, а Кен Биллингс подсунул нам хорошую задачку! Приятно, что мы с ней разобрались.

Но улыбка замерла у него на губах. В столовую вошел Тристан и поставил перед нами две супницы. Из одной выглядывали неизбежные сосиски, а в другой покоилась непонятная сероватая масса с многочисленными черными вкраплениями разной величины.

— Во имя всего святого, — зловеще-спокойно осведомился Зигфрид. — Что? Это? Такое?

— Ну… э… картофель… — Тристан откашлялся. — Боюсь, он немножко пригорел.

Мой патрон промолчал. С грозной невозмутимостью он положил себе на тарелку ложку пятнистой смеси, подцепил немного на вилку и начал жевать. Раза два, когда у него на зубах хрустели особенно твердые кусочки угля, он поморщился. Затем он закрыл глаза и проглотил. Секунду он сидел неподвижно, потом обеими руками ухватился за живот, застонал и вскочил на ноги.

— Довольно! — загремел он. — Я готов лечить отравленных животных на фермах, но не желаю, чтобы меня пичкали отравой в моем собственном доме! — Он направился к двери, бросив через плечо: — Пойду пообедаю в «Гуртовщиках».