О западной литературе

Нобелевская премия по литературе присуждена всемирно знаменитому перуанскому прозаику Марио Варгасу Льосе. Это первое вменяемое решение Нобелевского комитета за долгие годы. Начиная с 2005-го, когда нобелеатом стал Гарольд Пинтер, – утверждают многие. Но ведь Пинтер второй драматург Англии и примерно двадцать второй – мира, тогда как британский (и всемирный) драматург № 1 Том Стоппард Нобелем почему-то обойден. Я бы поэтому назвал последним вменяемым жестом Нобелевского комитета присуждение премии в 1999 году немецкому прозаику Понтеру Грассу.

Причин у подобной невменяемости три. Это традиционная любовь академиков к поэзии, особенно на неведомых им языках (оценивая поэзию, куда легче замаскировать собственную некомпетентность, чтобы не сказать невежество), столь же традиционный и нарастающий год от года антиамериканизм (не дождались Нобеля ни Норман Мейлер, ни Сэлинджер, да и сейчас в очередной раз обнесли Филипа Рота, Дона Делилло, и целый ряд других выдающихся писателей) и, наконец, правящая воистину сатанинский бал политкорректность, по правилам которой любой конкурс должна выигрывать одноногая и слепая престарелая негритянка, непременно являющаяся лесбиянкой и, желательно, подвергаемая политическим гонениям. Ряд решений последних лет – Нобель Дороти Лессинг, Герты Мюллер, да и Эльфриды Елинек тоже, – свидетельствует о том, что до искомого идеала политкорректности членам Нобелевского комитета буквально рукой подать.

В фаворитах нынешнего года ходили, например, кенийский прозаик Нгуги Ва Тьонго, сирийский поэт Адонис, шведский поэт Томас Транстремер, тогда как Льоса котировался у букмекеров 25:1 – наравне с американским поэтом-графоманом Джоном Эшбери (Белла Ахмадулина – 66:1, Евгений Евтушенко – 150:1), но, слава богу, на этот раз пронесло. Марио Варгас Льоса – кандидатура пусть и несколько устаревшая, но вполне достойная.

Писатель хорошо известен в нашей стране и, что немаловажно, переведен не только оперативно, но и прекрасно – нашим бывшим земляком, а ныне москвичом Александром Богдановским, которому приношу самые горячие поздравления. «Зеленый дом», «Тетушка Хулия и писака», «Рота добрых услуг», «Война конца света» – все это когда-то входило у нас в набор обязательного интеллигентского чтения – несколько позади Борхеса, Габриэля Гарсиа Маркеса и Хулио Кортасара, но впереди, скажем, Карлоса Онетти, Аугусто Роа Бастоса или Карлоса Фуэнтеса (вчерашняя нобелевская котировка которого – 33:1), – а по роману «Город и псы» у нас и вовсе сняли в 1986 году фильм «Ягуар».

Это был – и в значительной мере остается – латиноамериканский магический реализм, который у нас в советское время привечали за антиколониализм и антиамериканизм и широко издавали (правда, с изрядными изъятиями в области, сказали бы доктор Щеглов с продюсером Прянишниковым, «жесткой эротики»), тогда как интеллигентная публика вычитывала из них антисоветскую сатиру и опять-таки как раз литературное порно. К тому же многие из магических реалистов – Льоса в том числе – были леваками, дружили с Фиделем и даже с диктатором Трухильо.

Творческий кризис Льосы, начавшийся после «Войны конца света» (его, бесспорно, вершинного произведения 1981 года), связан, скорее всего, далеко не в последнюю очередь с мировоззренческим: от левых Льоса – уже не только писатель, но и общественный, а то и политический деятель – ушел, к правым так и не пришел; хуже того, угораздил однажды – в роли независимого политика – в весьма неприятную ситуацию и вышел из нее не без репутационных потерь. Ну и, конечно же, прошло его время. Впрочем, и поздние книги, написанные по принципу «тех же щей, да пожиже влей», еще вполне удобоваримы, а последняя из них – «Похождения скверной девчонки» (2006) – представляет собой латиноамериканский ремейк флоберовской «Мадам Бовари».

Марио Варгас Льоса, сын водителя автобуса и дочери плантатора, ставшего позднее фабрикантом и дипломатом, – происхождение довольно курьезно. Незрелым юношей женился на родственнице тринадцатью годами старше него. Защитил докторскую диссертацию по творчеству Гарсиа Маркеса, после чего два будущих нобелеата разругались и не разговаривали друг с дружкой тридцать лет. Так стоит ли удивляться его едва ли не пожизненному интересу к классовой борьбе, прелестям продажной любви и дружескому вероломству? Нобелевскую премию ему присудили с формулировкой «за детальное описание структуры власти и за яркое изображение восставшего, борющегося и потерпевшего поражение человека».

Нобелеатов у нас в последние годы начинают спешно переводить. С Льосой это не понадобится – его будет достаточно столь же пожарными темпами перепечатать. Тем, кто еще не знаком с его творчеством, я бы порекомендовал начать с «Тетушки Хулии и писаки», прочитать (вернее, попробовать прочитать; она очень длинная) «Войну конца света», а потом уж – и если пойдет – приниматься за все остальное.