О западной литературе

Есть у Хайнесена и стихи откровенно программные, в число которых, безусловно, входит цикл «Воспоминания о паломничестве», написанный под впечатлением поездки в СССР на Горьковский симпозиум (1968) и опубликованный в сборнике «Пейзаж с радугой» (1972).

«Большой художник и истинный гуманист, активный общественный деятель, борец за мир и демократию, давний друг Советского Союза, Виллиам Хайнесен по праву занимает место в ряду крупнейших мастеров современной прогрессивной литературы», – пишет о нем советский исследователь И. П. Куприянова в предисловии к однотомнику прозы. По праву занимают место и его стихи в нашем сборнике.

Читая настоящую антологию, замечаешь, как меняются не только формы и средства отображения действительности, но и сама отображаемая действительность. От во многом традиционного и сосредоточившегося на осмыслении опыта военных лет Лакура и не успевшего стать по-настоящему оригинальным Нильсена, минуя ушедшего в иронически-гротескный или стилизованно-классический комментарий к реальности Расмуссена и во всей своей неподдельной искренности специфически женскую поэзию Дитлевсен, сделав крюк через Фарерские острова, чтобы с их расстояния и с высоты птичьего полета поразмышлять над проблемами современности вместе с Хайнесеном, попадаешь в сегодняшний день датской поэзии, обращенной в сегодняшний день Дании. Таково творчество Бенни Андерсена.

БЕННИ АНДЕРСЕН (род. в 1929 г.) – возможно, крупнейший датский поэт XX века. Пристальный наблюдатель действительности, гуманист без патетики, патриот без риторики, критик западной цивилизации без назойливого морализаторства, поэт, средствами современного стиха запечатлевший всю сложность и противоречивость нынешнего времени и нынешнего сознания, Андерсен подвел черту под сказанным предшественниками (отчасти и теми, кто представлен в антологии) и наметил дорогу последователям, с которыми нам еще предстоит когда-нибудь познакомиться.

Названия сборников Андерсена – «Музыкальный угорь» (1960), «Фотоаппарат с выходом на кухню» (1962), «Из шляпы джентльмена» (1964) и «Здесь, в заповеднике» (1971) – могут навести на мысль о том, что перед нами сатирик. Но это не так. Скорее, здесь декларируется самоирония, неизбежная спутница умного человека, со всей серьезностью подходящего к своему делу. А именно так Андерсен и относится к творчеству.

Поэзия, по мысли Андерсена, рождается из удивления – чувства, посещающего современного человека не так уж часто («Один раз лет в десять я удивляюсь тому, что живу на белом свете»). Удивлению мешают не только стандартная обезличенность бытия, но и неотступные мысли о том, что все уже сказано («Уже написан Вертер» – Пастернак) и что к открытому Кафкой и Достоевским, которые «исковеркали юность мою», добавить как будто нечего. Достоевский помянут здесь как знаток человеческой психологии, а Кафка – как создатель модели отчуждения человека от государства и религии. «Сумма цивилизации» (по аналогии с «Суммой технологии» Ст. Лема) приравнивается поэтом к строительству Вавилонской башни, в котором и он сам – вопреки сомнениям и не веря в торжество дела – вознамеривается принять участие. Ради чего?

Ради пути я иду
ради ходьбы я иду
не ради конечной цели —
я в целом не верю в цели.

(Перевод В. Тихомирова

)

Не стоит воспринимать это кредо чересчур буквально. У Андерсена, как и у многих современных поэтов, нигилизм или релятивизм выводов – только «кажимость», призванная спровоцировать читателя на ответную реакцию с противоположным знаком:

Полезны волосы в парикмахерской,
зубы – в кабинете дантиста,
ноги – чтобы ходить по ногам.

(Перевод В. Тихомирова

)

Показательный и в известной мере программный пример «провокаций» такого рода – стихотворение «Диета»:

сыр отбивает обоняние
хрен отбивает вкус
печенье отбивает слух
редиска сужает кругозор
…
пища опасна для желудка
жить вредно
чав-чав
чав-чав
чав-чав.

(Перевод Т. Бек

)

Несомненна и антибуржуазная направленность подобных поэтических «провокаций».

Однако не следует называть эти выпады обличениями. Поэт остро чувствует свою сопричастность (или, если угодно, совиновность) обществу потребления, может быть, здесь и нужно искать истоки самоиронии:

Потому что во мне тот же ужас.
Потому что я сам о себе
говорю уже в третьем лице,
чтобы опередить потомков:
«О, сегодня, как никогда, я преисполнен сил!» —
воскричал он, стуча в крышку гроба.

(Перевод В. Тихомирова

)