О завтрашнем дне не беспокойтесь

— Мы узнали тебя, хоть ты и сильно изменился. Сомневались, конечно, но сейчас это — крик прошлого… Клянемся, что никому и никогда не выдадим твоего тайного имени! — прошептала Агата и приложила указательный палец к своим губам. Я сразу же почувствовал приближение обморока, но не упал, так как меня подхватили под руки, положили на крестообразную дубовую скамью и при свете семи факелов продолжили обряд, во время которого он узнал множество интересных вещей о Человеке и Космосе. О некоторых из них я даже не подозревал. Вследствие посвящения у меня открылся дополнительный орган чувств, который не имеет никакого отношения к религиям, вере, мистике, медитациям и так далее. В тот момент, когда в ночи на высоком берегу реки Ипуть вспыхнуло пламя погребального костра, на котором кремировались тела Забавы и Младшей Доси, я увидел их, как живых. Пока безжалостный огонь пожирал их физические тела, их бесплотные души прощались с видевшими их, также как и я, «старухами», а потом подошли ко мне, легким дыханием поцеловали в уста и обещали в другой моей жизни со мной когда-нибудь обязательно встретиться. На память о себе каждая из них вложила мне в ладонь правой руки маленький изумруд и попросила передать эти камушки «женщине, которая всегда его будет любить, и ждать его возвращения». Изумруды, сверкнув тончайшими гранями, тут же исчезли, и я решил, что подарок бестелесных воительниц имеет какой-то тайный смысл, который когда-нибудь откроется. Поминок с объедением и употреблением медовухи по случаю кончины боевых подруг орландские амазонки не устраивали. Сансара объяснила мне, что у них это не принято, поскольку враг может объявиться в любой момент, а пьяный и сытый воин — это уже не боец, а живая малоподвижная мишень. Мы разговаривали по-орландски, тепло и задушевно, и никто из «старух» этому не удивлялся, как будто, так и надо. После кремации Забавы и Младшей Доси воительницы разошлись по своим наблюдательным постам (дозорам) охранять ночной покой соплеменников. Я намеревался пешим ходом отправился к Разрушенной Башне, чтобы проведать моих подопечных из отряда допризывников: как они устроились в бытовом отношении и достаточно ли усердно занимаются боевой и физической подготовкой. Сансара выделила мне двух провожатых: Дину и Асю — дочерей покойного Аггея из рода Черного Кабана. Вместе с нами отправилась и бывший Центурион Агата, которой было по пути, — она возвращалась в свой родной приют Росомахи. Несмотря на поздний час, было не так уж темно. Прибывающая луна хорошо освещала тропу, по которой мы шли. Спустившись с крутого каменистого холма и пройдя вдоль русла высохшего ручья, мы вошли в березово-сосновую рощу, считавшуюся лесным наделом рода Белохвостого Оленя. Здесь «белохвостые» заготавливали хворост для растопки, держали пасеку, собирали грибы-ягоды и лекарственные травы. Подходя к приюту, еще издали мы услышали протяжную заунывную песню. У меня тревожно забилось сердце, и я спросил Агату: «Не помер ли кто?» Она внимательно на него посмотрела и сказала следующее:

— Я полагаю, что они справляют поминки по Виктории — дочери Корнея и Музы. После ее смерти прошло девять дней. Давай ненадолго к ним заглянем? Я думаю, что они будут очень рады тому, что командир, под руководством которого их Виктория вступила в битву с врагами племени, почтил ее память своим присутствием.

— У меня никаких подарков с собой нет. Неудобно как-то — совсем растерялся я.