О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки

Материальное разорение Липранди и его семейства может удовлетворять личности шайки, полагавшей с этим вместе убить и его нравственные силы. В первом, они достигли совершенно вполне, но достигли ли они во втором случае, главной их цели еще не решено. Липранди не изменит врожденных своих правил, и хотя он вполне имеет право быть недовольным потому уже одному, что казнь его совершена не на основании законов, которые предоставили бы ему возможность возражать против обвинителей или доносчиков, а закулисно; но он, конечно, никогда не обнаружит этого недовольствия там, где бы это могло иметь какой-либо вес: Липранди умрет с убеждением, столь известным у нас с самых отдаленных времен: «если бы Царь знал о том!» Но может ли он передать это убеждение детям своим? Будучи близкими свидетелями трудов отца своего, проводившего целые ночи в занятиях, в кровате, при ужасных страданиях от раны в ноге, и наконец, последствия, от сего происшедшие, не поколеблят ли в них то убеждение, на котором зиждется всё могущество России, и так часто им твердимое отцом их, что «за Богом молитва а за Царем служба не пропадет!» Доколе отец жив, они, по образу своего воспитания, не выскажут слова; но, можно ли ручаться за последствия, при столь естественных чувствах к родителю, казнимому без всяких законов. Известно же, что десять справедливых решений, на основании законов, – не имеют такого влияния даже на массы, как одна несправедливость, исполненная без всяких законных форм – но с какою-то таинственности, вопреки всем требованиям обвиняемого! Это было понято в наказе Великой Екатерины.

Наконец это закулисное действие, может быть имело и другую цель: Липранди изучал с 1820 года в полном объеме Турцию. В продолжении более десяти лет находился на месте, имеет до сих пор связи; в 1828 и 1829 годах был, как замечено выше, с пользою употреблен в войне этой по всевозможным отраслям, начиная с аванпостной службы, до назначения водопоев. Всё это не только что известно было здесь, но и за границею, что свидетельствуется многими иностранными, в продолжении 1828 и 1829 годов и при открытии последней войны – выходившими журнальными статьями. У нас же, независимо лиц, имевших свои отдельные ведомства, при открытии войны, обращались к Липранди за многими сведениями, которыми он их удовлетворял, но это восходило и гораздо выше. Не смотря на то, что главные деятели войны 1828–1829 годов: генерал-адъютант граф Киселев, генерал-адъютант граф Редигер и наконец генерал-фельдмаршал князь Паскевич отзывались и письменно и словесно о пользе, которую Липранди мог бы принесть в том крае; но он не был употреблен как деятель: столь сильны были враги его, искавшие, чрез свои связи всевозможных препон тому, чтобы Липранди не мог опять занять деятельную колею службы. Оказали ли они Отечеству этим пользу, или нет – решить нетрудно. Французы и англичане, пред открытием войны этой, выписывали из Америки, Индии, Алжира всех тех, которые только путешествовали в стране, предназначавшейся ими театром войны. У нас же, лицо, которому, смело можно сказать, тот край, образ действий, все условия и лица были известны более как кому-либо другому был не только-что не призван[1955], но и на вызов его участвовать в войне находились всегда какие то бюрократские уловки для того только, чтобы заставить его самого от того отказаться, и довольствовались одним лишь получением от него некоторых данных, в которых никому он не отказывал и которые составляют огромные кипы, естественно, что не многие, для руководства, воспользовались его опытностию: ибо, на месте, должно было действовать иначе по многим причинам – одна продовольственная часть это доказывает, а между тем и об оной он писал, и что было заранее сказано, всё так и сбылось.