О женщинах

Подобное искусство едва ли ограничивается произведениями, признанными фашистскими или созданными при фашистских режимах. (Если вспоминать только фильмы: Фантазия Уолта Диснея, Вся банда в сборе Басби Беркли и 2001 Стэнли Кубрика отчетливо содержат некоторые формальные структуры и темы фашистского искусства.) И, конечно же, черты фашистского искусства изобилуют в официальном искусстве коммунистических стран, которое всегда преподносит себя под знаменем реализма, тогда как фашистское искусство отвергает реализм во имя «идеализма». Очарование монументальным и поклонением масс герою — общие темы фашистского и коммунистического искусств, отражающие видение всех тоталитарных режимов, что искусство несет на себе функцию «увековечения» ее лидеров и доктрин. Воплощение движения в грандиозных, строгих паттернах — еще один общий элемент, поскольку такая хореография имитирует единство в политическом устройстве. Массам задают форму, их выстраивают в композицию. Поэтому массовые атлетические демонстрации — постановочные экспозиции тел — так ценятся во всех тоталитарных странах; искусство гимнастики, столь популярное сейчас в Восточной Европе, тоже вызывает ассоциации с чертами фашистской эстетики: сдерживание и контроль силы, военная точность.

И при фашизме, и при коммунизме воля становится публичным спектаклем, драмой лидера и хора вокруг него. Интересно в отношениях между политикой и искусством при национал-социализме не то, что искусство подчиняется нуждам политики — подобное свойственно как правым, так левым диктатурам, — а то, что политика присваивает себе риторику искусства в его поздней романтической фазе. («Политика — высочайшее и самое всеобъемлющее искусство, — сказал Геббельс в 1933 году, — и те, кто создает современную немецкую политику, чувствуют себя художниками <…> задача искусства и художника — выстраивать, придавать форму, отметать мертвое и творить свободу для здорового».) Интересно в искусстве национал-социализма то, что эти черты делают его особой разновидностью тоталитарного искусства. Официальное искусство стран вроде Советского Союза и Китая стремится истолковать и распространить утопическую мораль. Фашистское искусство демонстрирует утопическую эстетику — эстетику физического совершенства. При нацистском режиме художники и скульпторы часто изображали обнаженную натуру, но им было запрещено показывать несовершенства. Их обнаженные выглядят как иллюстрации в фитнес-журнале: картинки, которые одновременно ханжески асексуальны и (с технической точки зрения) порнографичны, поскольку обладают совершенством фантазии. Нужно сказать, то, как Рифеншталь чествует красоту и здоровье, выглядит куда более изящно и совсем не так бездумно, как прочее визуальное искусство нацизма. Рифеншталь ценит самые разные тела — в вопросах красоты она не расистка — и в Олимпии показывает усилия и натугу со свойственными им несовершенствами наравне со стилизованными, на вид непринужденными проявлениями физических способностей (например, прыжки в воду — этой частью фильма восхищаются особенно часто).

На контрасте с асексуальным целомудрием официального коммунистического искусства нацистскому искусству одновременно свойственны похоть и идеализация. Утопическая эстетика (физическое совершенство; идентичность в том, что дано от природы) подразумевает идеальный эротизм: сексуальность принимает форму магнетизма лидеров и наслаждения последователей. Фашистский идеал состоит в трансформации сексуальной энергии в «духовную» силу во имя блага общества. Эротическое (то есть женщина) всегда присутствует как искушение, и самый достойный ответ на него — героическое подавление сексуального импульса. Так Рифеншталь объясняет, почему свадьбы горных нубийцев, в отличие от роскошных похорон, проходят без церемоний и пиров.

Величайшая цель нубийца — не союз с женщиной, но превосходство в борьбе, то есть торжество принципа воздержания. Нубийские танцевальные церемонии — не дань чувственности, но «праздники целомудрия», сдерживания жизненной энергии.

Вся фашистская эстетика построена на сдерживании жизненной энергии; движения скованы, выверены, под контролем.