Об анархизме после

Вообще, анархисты не могут в краткосрочной перспективе рассчитывать на успех, когда почти все, с надеждой или страхом, смотрят на президента-«преобразователя», привносящего какие-то охренительные преобразования. Конечно же, сейчас не время валить государство! Теперь оно находится в таких хороших руках.

В течение десятилетий я, изначально вдохновляясь Джоном Зерзаном,2 после каждых выборов регулярно торжествовал по поводу низкой и продолжающейся снижаться явки избирателей, и часто рассылал письма в редакции (иногда их печатали), начинавшиеся со слов: «позади ещё один избирательный фарс…». Ну вот, ещё один избирательный фарс уже позади, но явка на последних президентских выборах в любом случае, на мой взгляд, чуть более 62%. Даже такая цифра значительно ниже обычной явки в конце XIX и начале XX веков.

Это выше явки на государственных и местных выборах, на самом деле имеющих большее влияние на повседневную жизнь. И это значительно ниже явки в странах, более демократичных в своей многопартийности, в праве передачи голосования и системе пропорционального представительства в выборах. Даже не беря во внимание нелепые коллегии выборщиков, США, лидер предполагаемого свободного мира, являются наименее демократичной демократией на планете. Ещё более сомнительной эта демократия выглядит, если понять значение результатов выборов как выражения воли народа.

Естественно, я не имею в виду, что нам нужно больше демократии, как утверждают мнимые анархисты, вроде Ноама Хомского, Дэвида Грэбера,3 букчинистов и cинедриона АК Press.4 Я не буду повторять здесь то, что я пытаюсь доказать уже более десяти лет, начиная с того момента, как я заметил, что бессмысленное (и по определению невозможное) утверждение об анархизме, как о высшем проявлении демократии, вошло в оборот. Это произошло после падения европейского коммунизма, в тот момент, когда у левых была дурная слава, остающаяся до сих пор. Левые пытались отмежеваться от коммунизма, и даже от социализма. («Социалист» стало любимым оскорблением республиканца Ньюта Гингрича5 – даже в отношении беззубых, ушедших в глухую оборону либералов. Как говорил Сол Алинский,6 либерал – это парень, который выходит из комнаты, когда спор доходит до драки. Кабинетные либералы сорок лет увиливали от борьбы. Барак Обама – если б было можно назвать его либералом – будет избегать всех важных схваток).

И вот, менее глупые, чем обычно, левые приспустили красное знамя революции и чёрное знамя анархии, и подняли вверх невообразимое звёздно-полосатое знамя демократии. Их интеллектуалы (значимость которых сильно переоценена) – скорее, академики – в своих текстах, никем не читаемых, кроме студентов, для которых это обязательное чтение, торжественно предлагают архаичные понятия общественной солидарности, гражданской добродетели и даже прямой демократии. Нет никакой общественной солидарности, никакой гражданской добродетели, и мало кому и мало где интересна представительная демократия. Идиоты, вроде Мюррея Букчина и Ноама Хомского, подписываются под этим жалким мошенничеством, левые пытаются выдать себя за патриотов, как это делали сталинисты в 1930—40-е годы. Но настоящих патриотов не обманешь; некоторые из них уже читают всякие обывательские книги и журналы, которые в этом смысле не отстают.

Самый интересный момент во всём этом искусном розыгрыше заключается в том, что, несмотря на последние выборы, сохраняется безразличие к демократии. Почти все взрослые могут голосовать, но до этих (президентских) выборов, большинство из них не делало этого на протяжении десятилетий. Лишь немногие люди самостоятельно интересуются партийной работой на местах или обращают внимание на уличные стенды или плакаты избираемых кандидатов (как в детстве это делал я, когда мой отец был мелким функционером в Республиканской партии). Проголосовало больше людей, чем обычно, но это только пассивное утверждение статус-кво.

На мой взгляд, чем меньше анархисты будут участвовать (мне надо бы принимать это как должное, но, увы, я не могу) в электоральной политике, и, что более важно, чем меньше людей вообще будут участвовать в выборах, тем лучше. Мы, вероятно, не придём к анархизму посредством романтично-революционных баррикад в стиле XIX века – если только этот вариант не послужит контрольным выстрелом в голову разбитого режима. Но мы придём к нему, если это всё же получится, посредством массового народного отказа от государственных органов и частных организаций, которые и сохраняют наше общество в его нынешнем виде. Антикоммунистические революции Восточной Европы являются пока лучшим примером для подражания, какой история могла нам предоставить. Представительная демократия, при нынешнем режиме, это неверный путь.