Об искусстве и жизни. Разговоры между делом

В годы жизни без Матисса Лидия Николаевна делала попытки написать что-то о себе и о Матиссе, вернее, она хотела писать только о Матиссе. Я многократно ей говорила, что у нее огромный опыт знания самого творческого процесса художника, и это необходимо запечатлеть. И вот в конце концов вышли две книги, которые написала Лидия Николаевна. Они абсолютно беспримерны. Таких книг больше просто не существует. Здесь практически ничего нет о ней, почти целиком книги состоят из иллюстраций. Но что это за иллюстрации?! Это иллюстрации процесса работы Матисса, его путь к большим картинам, композициям и сопровождающие их почти документальные тексты. Эти книги посвящены двум периодам. Первая книга называется «Кажущаяся легкость» — «l'Apparente Facilité». Это его живопись с 1935 по 1939 год. Всего четыре года, но полная документация того, как он работал. Вторая книга вышла незадолго до ее смерти, называется она «Против ветра и течений» — «Contre vents et marées». Это его живопись и иллюстрированные книги, созданные с 1939 по 1943 год. Она подготовила еще одну, третью, книгу, но не успела ее издать. Эти книги ценятся во всем мире. Нет таких других примеров, чтобы рядом с художником был человек, который день за днем фиксировал и записывал в своих дневниках весь творческий процесс, в который погружен мастер. Лидия Николаевна выступает в этих книгах свидетелем. Она не обсуждает, не комментирует, не дает оценок. Она показывает как графика, гравюра, рисунок, живопись связаны между собой, и рассказывает, что в это время говорил и думал художник.

16 марта 1998 года у меня дома раздался звонок из Парижа, мне сказали, что Лидия Николаевна умерла. Умерла по своей воле. И я вспомнила нашу первую встречу. Как в 1965 году открылась дверь моего кабинета в музее, вошла светловолосая, голубоглазая женщина, решительной походкой подошла ко мне, протянула руку и сказала — «Я Делекторская». Меня поразила тогда и ее внешность, и особенно вот эта решительность ее походки, и то, как она говорила. Но больше всего меня, может быть, поразили ее руки. Сильные руки человека, который привык много работать руками. И почему-то припомнились руки Святослава Рихтера, такие же сильные руки, которые являются, может быть, и какой-то косвенной характеристикой мужественности человека. И я вспомнила еще одно событие, связанное с Лидией Николаевной. Как-то, бродя по кладбищу Сен-Женевьев-де-Буа в Париже, где захоронены русские, я наткнулась на могилу, на дощечке которой было написано: «Лидия Делекторская, 1910 год», а дальше стояла только черточка. Я была просто в шоке, потому что знала, что Лидия Николаевна в Париже. Вечером мы встретились, и я спросила ее, что, собственно говоря, означает эта дощечка. Она очень спокойно мне сказала, что решила все сделать сама, чтобы никого не беспокоить, когда рано или поздно случится то, что должно случиться.

Мы храним рисунки Матисса и память об этой замечательной женщине, искренне и глубоко любившей свою родину. Если хотите, наша коллекция, все, что связывало нас с Лидией Николаевной, все, что связывало ее с Матиссом, — это история любви великого французского художника и история любви Лидии Николаевны Делекторской к России.

Ирина Александровна очень ценила живое общение. Было бы трудно представить ее сидящей в «башне из слоновой кости». Ей было важно не только что-то узнавать самой, но обязательно рассказывать и показывать. Она была просветителем в самом высоком смысле этого важного слова, старалась проникнуть в глубину вопроса и подарить свое знание другим. И еще важно — рассказывая о любом художнике, она всегда вводила его в контекст истории и культуры. Так, говоря о мастерах эпохи Возрождения, сначала объясняла специфику политической жизни того времени, говоря о XIX веке — вспоминала о французских революциях.

Во всем этом она была близка замечательному собирателю и ученому Илье Самойловичу Зильберштейну. Вместе они воплотили еще одно удивительное начинание Пушкинского музея.

Илья Зильберштейн