Об истине

Мы вполне успешно можем справляться с окружающими нас ложью и обманом, пока можем трезво оценивать свою способность распознавать, когда люди в искаженном виде представляют нам вещи и когда они искренни с нами. Следовательно, общее доверие к правдивости других не является необходимым до тех пор, пока у нас есть определенного рода уверенность в себе. Конечно, нас можно легко одурачить. Более того, мы знаем об этом. Поэтому не так-то просто обрести и поддерживать надежную и обоснованную уверенность в своей способности замечать попытки обмана. Социальное взаимодействие действительно было бы чрезвычайно затруднено из-за распространенного и бессмысленного неуважения к истине. Однако наша заинтересованность в защите общества от данной проблемы не является главным основанием для нашей заботы об истине.

Когда мы сталкиваемся с людьми, которые лгут нам либо тем или иным образом выказывают свое пренебрежение к истине, это расстраивает нас и заставляет сердиться. Однако это происходит вовсе не из-за того, что, как, по всей видимости, полагали Монтень и Кант, мы боимся, будто ложь, с которой мы столкнулись, угрожает общественному порядку или препятствует его достижению. Нашей главной заботой, очевидно, является не забота о гражданине. Наиболее непосредственно в нашей реакции на лжеца проявляется вовсе не общественный дух. Это что-то личное. Как правило, за исключением, возможно, тех случаев, когда люди неверно представляют ситуацию, в которую вовлечены серьезные общественные интересы, нас в гораздо меньшей степени тревожит тот ущерб, который лжецы могут нанести всеобщему благополучию, чем то, как они ведут себя по отношению к нам. То, что настраивает нас против них, независимо от того, предали они каким-то образом все человечество или нет, это то, что они определенно причинили нам вред.

VII

Но как ложь ранит нас? Ведь, как известно, во многих случаях ложь нас вообще никак не задевает. В конечном итоге ложь может даже приносить нам пользу. Например, ложь может тем или иным образом защитить нас от знания некоторых вещей, когда никто (в том числе и мы) не выиграет от такого знания, а наше знание об этих вещах сильно расстроило бы и нас, и других. Или ложь могла бы удержать нас от определенного образа действий, к которому мы склоняемся, но который на самом деле принес бы нам больше вреда, чем пользы. Следует признать, что иногда (с учетом всех обстоятельств) бывает полезно, что нам лгут.

Но даже в такие моменты мы часто чувствуем, что есть что-то неправильное в том, как поступает лжец. Вполне возможно, что в таких ситуациях мы должны быть благодарны за ложь. Однако, какой бы полезной не оказалась эта ложь, в глубине души мы считаем, что лучше бы полученная выгода была достигнута за счет верности истине, а не за счет обращения к лжи.

Самое неприятное во лжи – это то, что она мешает и пытается навредить нашим естественным попыткам осознать реальное положение вещей. Ложь создана для того, чтобы помешать нам поддерживать связь с тем, что происходит на самом деле. Своим обманом лжец пытается заставить нас ошибочно поверить в то, что факты не такие, какие они есть на самом деле. Он пытается навязать нам свою волю. Он стремится вынудить нас принять его фальшивку в качестве точного описания того, каков мир на самом деле.

И в той мере, в какой он добивается в этом успеха, мы приобретаем взгляд на мир, имеющий своим источником его воображение, а не прямое и надежное соответствие фактам. Мир, в котором мы живем и понимание которого сформировано этой ложью, – это воображаемый мир. В мире, конечно, могут существовать ужасные места для жизни, но этот воображаемый мир вообще не подходит для постоянного проживания.

Ложь предназначена для того, чтобы нарушить нашу связь с реальностью. Следовательно, она нацелена на то, чтобы, по сути дела, свести нас с ума. В той мере, в какой мы верим лжи, наш разум оказывается захвачен и направляется фикциями, фантазиями и иллюзиями, созданными для нас лжецом. То, что мы принимаем за реальность, – это мир, который другие люди не могут непосредственно увидеть, потрогать или испытать. Человек, который верит в ложь, вынужден из-за нее жить «в своем собственном мире» – в мире, в который нет доступа другим людям и в который даже лжец не может проникнуть. Таким образом, жертва лжи, в той мере, в какой она отлучена от истины, изолирована от мира общедоступного опыта и заключена в область воображаемого, куда не ведет никакой путь, по которому могли бы последовать другие люди.