Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

В этой ситуации у человека, который сохранял свою позицию, несмотря на групповое давление, неизбежно возникало чувство изоляции — он оказывался отличным от всех других. Изначально представители демократически настроенной части общества, о которой здесь и идет речь, чувствовали себя частью своего народа, у них было представление, что большинство людей разделяет их ценности, и что люди будут проявлять активность ради их отстаивания. Но вскоре они поняли, что ошибались. Они давали слишком завышенную оценку народу РФ как целому, и, соответственно, возлагали на него слишком большие нереалистичные надежды. Когда оказалось, что население не готово поддерживать ни гражданские инициативы, ни даже просто демократические ценности, высокая оценка и оптимистические ожидания сменились разочарованием, обидой и гневом. Поучаствовав в n-ном количестве диалогов подобных приведенным выше, противники конфликта с Украиной начинали чувствовать разочарование, а затем полную безысходность и отчаяние. У социально ангажированной интеллигенции возникало чувство, что их устремления и деятельность не востребованы основной частью общества, и что они превратились в изгоев, стали чужими в своей собственной стране. Из этих факторов (неоправданных ожиданий и, казалось бы, немотивированного враждебного к себе отношения («Я ведь за ваши права и свободу выступаю!») естественным образом возникали негативные чувства в виде озлобленности, презрения к окружающим как к интеллектуально и морально неполноценным, нежелание принимать участие в социальной активности и нежелание делать что-либо для страны и ее народа, который оказался «предателем». Порыв к действию сменялся разочарованием и апатией. Как оказалось, единомышленников было найти не так просто. Из-за этого постепенно накапливалось чувство одиночества и бессилия, затем оно перерастало в подавленность, возникали нежелание знать что-либо о происходящем в мире, озлобленность на окружающих людей. Косвенно об этом феномене говорит спад гражданской активности и рекордно высокий уровень эмиграции в 2014 году[52]. Состояние опрашиваемых к концу 2014 года можно охарактеризовать как страх перед будущим, чувство бессилия, депрессию, отчаяние, чувство глубокого разочарования в стране и соотечественниках, гнев и отчуждение по отношению к ним.

В большей или меньшей степени, враждебные чувства, переживались большинством опрашиваемых из этой группы. Что касается механизма их возникновения, то, как известно, нереализованные ожидания порождают чувство обиды. Чувство обиды тесно связано с представлениями о справедливости, обида возникает, когда другой ведет себя не так как должно (исходя из ожиданий обидевшегося).

Через какое-то время у «отщепенцев» постепенно начинал происходить пересмотр представлений о мире и своем месте в нем. Происходил процесс нового самоопределения того, чего субъект хочет, и что он реально может ожидать от жизни и окружающих, ради чего стоит жить и на что стоит направить усилия. Терапевтическая функция этого процесса заключается в том, что хотя новые представления могут быть не такими оптимистичными, как прежние, они все-таки дают ощущение реальной опоры под ногами. Как известно, часть людей, которые не приняли события последних лет в России, эмигрировали, другие замкнулись в своей частной жизни, ушли во «внутреннюю эмиграцию», третьи постарались сконцентрироваться на общественной деятельности, которая оказалась им доступной и представлялась полезной. И, видимо, наиболее сложным было формирование нового отношения к окружающим людям.

«Синдром конформиста». Конформистский спектр

Мы наслаждаемся и веселимся, как люди веселятся; мы читаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как люди смотрят и судят; но мы и отшатываемся от «толпы», как люди отшатываются; мы находим «возмутительным», что люди находят возмутительным. Люди, которые не суть нечто определенное и которые суть все, хотя не как сумма, предписывают повседневности способ быть.

М. Хайдеггер «Бытие и время»