Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России

Похоже, что для некоторых жертвы терактов разделились по своей государственной принадлежности.

Но одновременно со скоротечной эйфорией, исступленной ненавистью и потерей нравственного чувства, поднимал голову страх. Открыто о страхе надвигающихся репрессий говорили и писали «либералы». Но, пожалуй, еще в большей степени страх охватил молчаливо-аполитичную часть общества. В кулуарах нередко приходилось слышать произносимые едва ли не в полголоса слова: «ходить на митинги очень опасно, там может произойти что угодно», «а вот ты на лекцию по политической тематике пошел, не боишься, что ФСБ отслеживает, кто там собирается, вдруг снова 37-й будет?», «я разделяю твои взгляды, но разве можно их так прямо высказывать?» Уже в феврале 2016 года, когда я пригласил одного знакомого на лекции общественного проекта «Новосибирский открытый университет» по курсу «Тоталитаризм вчера и сегодня». Он шутливо спросил: «А там после лекции сразу „оформлять“ не будут?» Страх такой знакомый по жизни в Советском союзе был полностью реанимирован за последние два-три года.

Проявлением страха объясняется и скрытая цензура на научных конференциях, в издательствах и учреждениях культуры. Так на конференции посвященной тревогам и страхам отклонили мой доклад о психических последствиях советского тоталитаризма, мотивируя это тем, что якобы он не соответствует теме конференции. Страхом объясняется и то, что не только государственные, но и негосударственные организации стали отказывать в предоставлении помещений для выступлений оппозиционеров, и других людей и мероприятий, которые ассоциировались с нелояльностью к текущей государственной точке зрения. Так в Новосибирске было отказано в предоставлении помещения для проведения фестиваля украинского кино, хотя это мероприятие никак не затрагивало политические темы, а в основном демонстрировало украинские фильмы 60–70 гг. Практически в последний момент было сорвано выступление Андрея Макаревича с лекцией в Новосибирске. Как и всегда в подобных случаях, администрация «Технопарка», в котором планировалось выступление, внезапно заявила, что в силу загруженности учреждения заказами все помещения будут заняты. С аналогичными ситуациями сталкивались и гражданские активисты, занимавшиеся организацией выступлений оппозиционных политиков или просто встреч, на которых обсуждались события, происходящие на Украине. Подобные процессы происходили во всех других городах.

Видимо, результатом нарастающего страха стало абсолютное безразличие обывателя ко всему, что происходит вокруг, интересным оставался только свой узкий личный мирок.

К концу лета 2015-го, по-видимому, чувство бессилия, полной неспособности влиять на то, что происходит, охватило большинство людей живущих в России, в том числе и гражданских активистов. Видимо, во многом на настроение либерально настроенной интеллигенции повлияло и полное поражение демократической оппозиции на выборах в Законодательное собрание в сентябре 2015 года. Опыт предвыборной компании в разных городах России показал, что то, кто будет допущен к выборам полностью определяется административными органами государственной власти, и правоохранительные, и судебные органы услужливо встают на ее сторону и выполняют ее заказ. И здесь не помогают ни финансирование предвыборной компании, ни активность кандидатов, ни самоотверженность волонтёров.

Об этом пессимистичном умонастроении людей, возникшем к осени, свидетельствуют как высказывания писателей и журналистов, так и репортажи с мест проведения протестных акций, а также данные соцо-просов. Приходилось слышать фразы, что новости уже читать не интересно — итак ясно, что будет.

Борис Акунин в августе 2015 года высказался следующим образом: «Писать о политике нет желания. Да и смысла. Все вы — все мы — так или иначе для себя давно определили, что нам нравится и что не нравится, кто хороший и кто плохой. Аргументы многократно изложены. Кого не сумел убедить — уже не смогу. Любой пост на политическую тему порождает лишь брань и еще больше распаляет вражду.

Думаю, что времена политики в России закончились. Не навсегда, конечно, а до поры до времени. Во всяком случае, словами на этом этапе уже ничего не изменишь. Камень сорвался, покатился под гору, набирая скорость. Не остановишь»[63].