Читаем Обаяние тоталитаризма. Тоталитарная психология в постсоветской России полностью

Об апатии свидетельствовало и резкое снижение количества людей, приходящих на митинги. Хотя по данным Левада-центра на август 2015 года о готовности принять участие в политических акциях заявлял каждый десятый (10 %)[64], по факту на митинг против несменяемости власти к театру «Глобус» в Новосибирске пришло около 20 человек (при населении 1,5 млн.). В разговорах речь в основном шла о том, что массы зомбированы и их не разбудить. У некоторых активистов настроение было такое, что пора «валить». В митинге оппозиции «За сменяемость власти», который проходил в Москве в Марьино, приняли участие около 7 тыс. человек (при населении Москвы от 12 до 20 млн.), т. е. пришло 0,08 % численности населения. Увы, социологические опросы далеко не всегда точно отражают реальность. Либо возможно эти 10 % ждали именно массовых протестов (в соответствии с формулировкой вопроса в опросе), для того чтобы принять в них участие, но «нужная» масса еще не набралась. Если бы данные опроса Левада-центра отражали актуальную готовность людей, то на митинг в Москве должно было бы прийти, по меньшей мере, 1 млн. 200 тыс. человек, а в Новосибирске -150 тыс.!

Судя по всему, осенью 2015 года наступил пик псевдоединения и торжества конформизма. Число россиян, которые не согласны с присоединением Крыма к России достигло самого низкого значения с марта 2014 года — 3 %[65], а поддержка Путина доросла до 89,9 %[66].

С другой стороны, мало-помалу угас и радостный ура-патриотический подъем. Перестали быть слышны восклицания, что «Крым все-таки наш!» Люди возвращались к своему быту.

Вот такая атмосфера сложилась в России к концу 2015 года.

Часть 3. Личность и тоталитаризм

Почему танец красив? Ответ: потому что это несвободное движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы в теперешней нашей жизни — только сознательно…

Кончить придется после: щелкнул нумератор.

Евгений Замятин «Мы»

Понятия тоталитаризм и личность во многом оппозициональны. Тоталитаризм отрицает личную индивидуальность, а личность, в смысле индивидуальности, стремиться уйти от тотального господства. Далее рассмотрим их взаимодействие в процессе становления тоталитарного строя. Начиная с первой половины 20 века, психологи задавались вопросом, какие же особенности человеческой психологии способствуют становлению авторитарных и тоталитарных режимов? Ниже я представлю обзор наиболее известных теорий и психологических экспериментов, проливающих свет на эту проблему, а также рассмотрю, какие последствия для психологического функционирования индивидов оставляют после себя тоталитарные режимы.

Психологические предпосылки автократии и тоталитаризма

Можно предполагать, что в психике людей всегда существовали и существуют свойства, способствующие становлению авторитарного и тоталитарного правления. И они не сводятся только к желанию одних людей властвовать над другими. Как показал исторический опыт, автократические и тоталитарные правительства обычно пользуются поддержкой значительной части населения. Ханна Арендт указывала, что тоталитарные режимы, пока они у власти, и тоталитарные вожди, пока они живы, пользуются «массовой поддержкой» до самого конца[67].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев политики
10 гениев политики

Профессия политика, как и сама политика, существует с незапамятных времен и исчезнет только вместе с человечеством. Потому люди, избравшие ее делом своей жизни и влиявшие на ход истории, неизменно вызывают интерес. Они исповедовали в своей деятельности разные принципы: «отец лжи» и «ходячая коллекция всех пороков» Шарль Талейран и «пример достойной жизни» Бенджамин Франклин; виртуоз политической игры кардинал Ришелье и «величайший англичанин своего времени» Уинстон Черчилль, безжалостный диктатор Мао Цзэдун и духовный пастырь 850 млн католиков папа Иоанн Павел II… Все они были неординарными личностями, вершителями судеб стран и народов, гениями политики, изменившими мир. Читателю этой книги будет интересно узнать не только о том, как эти люди оказались на вершине политического Олимпа, как достигали, казалось бы, недостижимых целей, но и какими они были в детстве, их привычки и особенности характера, ибо, как говорил политический мыслитель Н. Макиавелли: «Человеку разумному надлежит избирать пути, проложенные величайшими людьми, и подражать наидостойнейшим, чтобы если не сравниться с ними в доблести, то хотя бы исполниться ее духом».

Дмитрий Викторович Кукленко , Дмитрий Кукленко

Политика / Образование и наука
1000 лет одиночества. Особый путь России
1000 лет одиночества. Особый путь России

Авторы этой книги – всемирно известные ученые. Ричард Пайпс – американский историк и философ; Арнольд Тойнби – английский историк, культуролог и социолог; Фрэнсис Фукуяма – американский политолог, философ и историк.Все они в своих произведениях неоднократно обращались к истории России, оценивали ее настоящее, делали прогнозы на будущее. По их мнению, особый русский путь развития привел к тому, что Россия с самых первых веков своего существования оказалась изолированной от западного мира и была обречена на одиночество. Подтверждением этого служат многие примеры из ее прошлого, а также современные политические события, в том числе происходящие в начале XXI века (о них более подробно пишет Р. Пайпс).

Арнольд Джозеф Тойнби , Ричард Пайпс , Ричард Эдгар Пайпс , Фрэнсис Фукуяма

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Качели
Качели

Известный политолог Сергей Кургинян в своей новой книге рассматривает феномен так называемой «подковерной политики». Одновременно он разрабатывает аппарат, с помощью которого можно анализировать нетранспарентные («подковерные») политические процессы, и применяет этот аппарат к анализу текущих событий. Автор анализирует самые актуальные события новейшей российской политики. Отставки и назначения, аресты и высказывания, коммерческие проекты и политические эксцессы. При этом актуальность (кто-то скажет «сенсационность») анализируемых событий не заслоняет для него подлинный смысл происходящего. Сергей Кургинян не становится на чью-то сторону, не пытается кого-то демонизировать. Он выступает не как следователь или журналист, а как исследователь элиты. Аппарат теории элит, социология закрытых групп, миропроектная конкуренция, политическая культурология позволяют автору разобраться в происходящем, не опускаясь до «теории заговора» или «войны компроматов».

Сергей Ервандович Кургинян

Политика / Образование и наука