— Бог мой! — воскликнула она, схватившись за голову. — Эти дремучие потомки кочевников, не знающие, что такое антихрист и число зверя, почему-то используют сатанинские символы и обряды! Те же ночные оргии, разврат у подножия идола, кровавые жертвы, зловещие знаки… Как, откуда к ним это пришло? Ведь в старых верованиях русичей не было таких мерзких. обрядов. Хоре. Дажьбог, Сварог, Велес — светлые, честные боги. Кто же так испортил этих язычников?
— Дьявол вездесущ, — вздохнул епископ. — Он проникает не только в искушенные умы объятых гордыней правителей, но и в темные головы язычников. Одна надежда — темных можно просветить. Уж если даже в далеком и дремучем Суздальском крае Мономах внедрил христианство, то с кучкой язычников под самым Юрьевом я справлюсь, наведу порядок.
Среди участников тайных сборищ были и женщины. Они оказались гораздо словоохотливей мужчин. Именно от них Евпраксия вскоре узнала, что у Якуна была любовница из знатных киевских боярышень. По описанию все сходилось на Бериславе. Очевидно, Якув пользовался успехом у женщин, ибо о его знатной любовнице они говорили с ревнивой неприязнью. Оказалось, что киевская боярышня вначале приезжала в Юрьев с матерью, чтобы проведать родственников. Но затем, познакомившись с Якуном, она стала сама сюда наведываться, и вскоре любовник приобщил ее к ночным сборищам. Девице это понравилось, они с Якуном были заводилами во всех обрядах. Через какое-то время боярышня задержалась у родственников, чтобы тайно родить ребенка, отцом которого был Якун. Новорожденного она оставила в Юрьеве, а сама, оправившись от родов, вернулась в Киев. Потом она приезжала к Якуну все реже и реже, и вскоре прошел слух, что боярышня выходит замуж. От такого известия Якун пришел в неистовство. Вначале он пьянствовал и буянил, а потом решил отправиться в Киев и вернуть свою неверную любовницу.
Наконец-то все разрозненные нити загадочного преступления сплелись воедино.
— Ну и хитра моя мачеха! — восклицала Анна, шагая взад-вперед по горнице. — Как она все рассчитала, чтобы выручить Бериславу! Избавиться от Якуна и при этом обвинить дочкину соперницу — ведь это все равно что двух зайцев сразу убить. Сколько ловкости и коварства! Но и у нас теперь есть оружие против этих ведьм, правда, Евпраксия Всеволодовна?
— Может быть… хотя ни в чем нельзя иметь уверенность, — задумчиво сказала Евпраксия. — Трудно будет доказать вину Бериславы. Она от всего станет отпираться: и от бесовских игрищ, и от связи с Якуном, и даже от ребенка.
— Но ведь у нас есть доказательства!
— Надо еще подумать, когда и кому эти доказательства предъявить. Сразу идти к князю — значит, вступать с врагами в открытую борьбу. Завида тогда на все пойдет, чтобы доказать, будто мы клевещем, а язычники нами подкуплены. Наверное, правильнее будет сперва все открыть Тимофею Юрьевичу и Глебу, а там пусть они решают, выносить сор из избы или нет. Мы же в обмен на наше молчание поставим свои условия. Да, пока надо действовать так… Но если что-то неверно рассчитаем, то наши доказательства могут пропасть вместе с нами. Я даже думаю, что не следует тебе и дальше участвовать в этом деле. Напрасно я тебя приобщила. Мне надо было самой…
— Нет, матушка Евпраксия! — горячо возразила Анна. — Если и дальше отступать перед злом, оно все больше будет набирать силу. Нет, я ни за что не уйду в тень. Я хочу быть, как те люди, которые не боятся борьбы за правду.
Евпраксия поняла, что говоря о «тех людях», Анна, конечно же, думает о Дмитрии. Бывшая императрица мысленно посетовала на несправедливость судьбы, так далеко разогнавшей по житейскому морю две души, достойные друг друга.
После совещания с Даниилом было решено поступить следующим образом. Евпраксия и Анна возьмут с собой в Киев четырех свидетелей нечестивых обрядов — двух мужчин и двоих женщин, — которые наиболее охотно и толково обличали Бериславу и Якуна. Также повезут они письмо епископа с подробным изложением всего, что удалось выяснить при расследовании и допросах. По пути из Юрьева в Киев женщин будет сопровождать монастырская охрана, ибо у Даниила имелись большие опасения насчет местного воеводы, который вполне мог помешать поездке свидетелей в Киев.
Прибыв в стольный град, Евпраксия и Анна не сразу явились на глаза враждебной стороне. Переночевав в монастыре, утром они спрятали в надежном месте двух свидетелей, а затем с двумя другими и в сопровождении Никиты и трех монахинь отправились к дому боярина Раменского.
Ноябрь выдался на редкость холодным и ветреным. Была только середина месяца, но уже ударили морозы, в воздухе кружились колючие снежинки, предвещая скорую метель. Путешественницы успели основательно продрогнуть по дороге из Юрьева. Но теперь, преодолевая порывы ледяного ветра, что гулял по киевским улицам, они почти не чувствовали холода: волнение и предстоящая борьба заставляли кровь быстрее струиться по жилам.