Оберег волхвов

Даниил, конечно, тоже узнал племянницу матушки Евдокии и даже отметил, что девушка повзрослела и похорошела.

— Помнится, тетушка хотела сделать из тебя монахиню, — сказал он, добродушно улыбаясь. — Но при твоей красоте тебе нелегко будет на это решиться. Небось, женихи одолевают?

— Нет у меня никаких женихов, — ответила Анна, краснея. — Лучше расскажи еще о Палестине, владыко. Растут там деревья, которые называются «пальмы»?

— Конечно. Даже наименование «паломник» связано с тем, что посетившие Палестину привозят с собой на родину пальмовую ветвь. Также там растут маслины, смоквы, персики и множество других плодоносных деревьев. И еще пшеница и ячмень там родят изрядно.

— А хороша земля палестинская?

— Как же может быть не хороша та святая земля, где Христос претерпел страсти ради нас грешных! Хороши города Иерусалим, Иерихон, Вифлеем. Хороши озера Тивериадское и Мертвое. А река Иордан хоть и мутная, но со сладкой водой. И напоминает реку Сновь, что возле Чернигова: такая же быстрая, извилистая, один берег крутой, а другой пологий. А церкви там мраморные и на мраморных столпах, с мозаиками дивной красоты.

— В киевских храмах тоже красивые мозаики, — заметила Анна.

— Да, о киевских и новгородских храмах знают и в Палестине, — с гордостью сказал Даниил. — Иерусалимский король Балдуин меня расспрашивал о нашей земле. Он сказал, что уважает посланца Руси, и с почетом провел меня через толпу паломников. Я и в город Тивернаду смог попасть только благодаря тому, что примкнул к войску Балдуина. А иначе опасно было бы: на дорогах разбойники-сарацины поджидают.

— А что, все сарацины — разбойники?

— Нет, конечно. Среди них много умелых земледельцев, прекрасных зодчих. И воины они отважные. Но вера у них другая, вот и воюют с христианскими рыцарями. Но я так думаю, что боги между собой всегда договорятся, а на войну и убийства людей подбивают дьявольские силы.

— И часто дьявольские силы воплощаются в людях, которые из войны извлекают выгоду, — вздохнула Евпраксия.

— Правда твоя, государыня, — подтвердил епископ. — Я тоже думаю, что ни Христу, ни Аллаху такие люди не угодны. И уж совсем не угодны Богу предатели, которые ради своей корысти наводят врагов на родную землю. Недаром же и Олег Тмутараканский поплатился за такое предательство. Был я на острове Родос, где Олег два года прожил в плену. Так вот, этот остров…

Анна, при всем интересе к рассказам паломника, чувствовала тяжкую усталость, и у нее помимо воли начинали слипаться глаза. Однако, боясь обидеть епископа, девушка из последних сил подняла готовые опуститься веки и проговорила:

— Как ты интересно рассказываешь, владыко. Слушая тебя, словно воочию видишь все чудеса далеких земель.

— Да, говорят, что есть у меня такой дар, — не без гордости подтвердил епископ. — Ведь сколько было паломников — среди них даже бездельников много, убегавших от своих работ, — но никто не сумел так написать обо всем, как я. Вот и в моей свите были люди просвещенные: Сдеслав Иванкович, Горослав Михалкович, братья Кашкичи, — а никто из них о своем хождении не рассказал как следует. Нет у них такого дара. Правда, был тогда со мной еще один молодой купец Дмитрий, — так вот если бы он взялся за перо, то у него бы, наверное, получилось.

— Дмитрий? — невольно переспросила Анна, и ее сонное состояние как рукой сняло.

— Да, сын славного дружинника Степана Клинца, — подтвердил епископ. — У Дмитрия тогда горе великое случилось: в бою под Зарубом предательски убили его отца, вскоре от лихорадки умерла мать, а брат ушел молиться на Святую гору Афон. Как же было не взять парня в Иерусалим, где он мог просить у Господа утешения? Дмитрий был хорошим путешественником: выносливым, бодрым, смелым. Настоящий русский купец. А вы его знаете, сударыни?

Анна смутилась, и Евпраксия ответила за себя и за нее:

— Я его знаю, да и Анна видела однажды.

— Говорят, его князь Святополк не жалует? — спросил епископ. — Дошли до меня слухи, что будто Дмитрия хотели насильно женить на дочери княжеского любимца, а он взял да и сбежал. Было такое?

— Трудно сказать… — Евпраксия пожала плечами. — Непонятная была история. Но то, что князь Святополк хотел Дмитрия сгноить в тюрьме, — это правда.

— Такого, как Дмитрий, ни в тюрьме, ни в плену не удержишь, да и под венец не поведешь, — заметил Даниил. — Такие вольные птицы в клетках не живут.

— Даже если это клетка любви? — с улыбкой спросила Евпраксия.

— А что ты хочешь сказать, сударыня? — оживился собеседник. — У Клинца было какое-то любовное приключение, да?

— Сама я точно не знаю, а слухам верить не хочу, — ответила Евпраксия неопределенно.

— На него это похоже, — улыбнулся Даниил. — Конечно, не при добродетельной девице будет сказано, но у Клинца даже во время нашего путешествия вышла такая история, что он с нами до конца не добыл, уехал на три месяца раньше.

Анна стиснула руки на коленях, стараясь не выдать своего интереса к этой истории. Евпраксия, отлично все понимая, сама обратилась к епископу: