Оберон - 24

— Ребята, помогайте выгрузить улов, — сказал папа, и мы начали принимать грубо сколоченные деревянными гвоздями ящики с селёдкой и бочки с треской. Треска была нам не под силу. Папа смеялся, видя наши озадаченные лица, когда он показывал рыбок, похожих на больших зеленоватых поросят.

Пока мы разгружали папин драккар, появился двухмачтовый кнорр со спущенными парусами, на вёслах. Кнорр, это по-нашему, вообще было судёнышко похоже на испанскую каравеллу.

Тем более, когда кнорр причалил, и я увидел тех, кто прибыл, особенно купца. Этот крючконосый дон Педро мне не понравился с первого взгляда. Сразу вспомнился чёрный инквизитор, которого зарезала Катя.

Звали его, конечно, не дон Педро, это я его так мысленно окрестил. С какого рожна он нам будет представляться?

Он ещё с борта заметил меня, а когда спустился на берег, сразу подошёл к нам, вцепился своими ястребиными глазами в мои глаза, спросил:

— Ты чей? — грубо так.

— Я сын Рагнара, — ответил я тихо.

— Это мой брат! — чувствуя недоброе, взяла меня за руку Ингрид. Малыши прижались к нам.

— Эй, викинг! — окликнул «дон Педро» нашего папу.

— Что надо? — спросил папа, нагружая рыбой повозку, которую пригнал один из наших братьев, Харальд.

Надо сказать, в это время слово «викинг» ещё не было овеяно ореолом славы, обозначало лишь «житель фиорда», или береговой житель.

— Продай мне вот этого твоего раба.

— Это не раб, это сын мой, Тони.

— Значит, твоя жена нагуляла его от раба! — ухмыльнулся купец, показав жёлтые зубы.

— Полегче, старый Мигель! Не посмотрю на твою охрану, прочищу тебе мозги! — папа схватил дубовое весло.

— Не горячись, Рагнар, я дам такую цену, что ты сможешь скупить весь посёлок, и соседний, в придачу.

— У тебя столько золота?

— Да, я хочу купить у вас китовый ус, ворвань, моржовый клык, рабов.

— В прошлом году мы не ходили в набег, нет у нас молодых рабов.

— Вот видишь, Рагнар, ты можешь стать самым богатым викингом в здешних краях. Подумай, приложенные с умом деньги, это власть, богатство, тебе не придётся самому ловить рыбу.

Рагнар задумчиво посмотрел на меня. У меня даже холодно стало в животе.

Ингрид закрыла меня собой.

— Я не торгую своими детьми, — ответил папа, и я выдохнул.

— Дело твоё, — усмехнулся дон Мигель, мельком взглянув на меня. В посёлок он не пошёл, дожидаясь старосты.

— Дети, идите домой! — сурово приказал нам Рагнар, и мы поспешно покинули берег.

Когда папа пришёл домой, он первым делом запретил мне уходить от дома дальше ста метров, до тех пор, пока не уберутся купцы.

На вопрос мамы папа хмуро сказал, что дон Мигель хочет купить Тони-скальда, поэтому могут найтись охотники, украсть мальчика, или наёмники дона его похитят.

У меня появилась мысль, что дон Мигель понял, кто я есть на самом деле. Если меня продать церкви, как живую святыню, ангела, его здешние затраты будут несопоставимы с теми приобретениями, которые он получит на родине.

Веселясь с детворой, я лихорадочно думал, что сделать, как отвести беду от посёлка, так радушно приютившего меня. Я, может быть, сам продался бы дону Мигелю, но Катя исчезла из посёлка, связи у нас не было никакой, и мне приходилось маяться от неизвестности.

Дон Мигель подходил ко мне, когда мы играли возле дома.

Чтобы мама Брунгильда ничего не поняла, он говорил со мной на испанском языке.

Я понимал все языки, на которых ко мне обращались, и меня понимали. Когда я спросил у Кати, почему так, она сказала, что все, у кого есть гены Первых людей, могут научиться разговаривать не словами, а смыслом, образами. Я ничего не понял, но не стал переспрашивать, и так выглядел в глазах Кати непроходимым тупицей.

— Антонио! — обратился ко мне дон Мигель, — Отправляйтесь со мной! Что Вы забыли в этом холодном и грязном месте? Вы будете ходить в шелках и золоте, Вам будут поклоняться короли! Соглашайтесь! Что Вам эти грязные человечки?! Вы созданы для великого! — дон Мигель ласково улыбался, а в глазах был лёд, несмотря на тёплый коричневый цвет радужки.

Я долго слушал, сделав глупое лицо. Думаю, любой мальчишка растаял бы от подобной лести и радужных перспектив. Немало детей было уведено из дома подобными посулами. Даже сказки такие есть, о крысах и крысоловах. Я долго ковырялся в носу, пока дон Мигель мне не надоел. Тогда я совершил непоправимую ошибку, сказав:

— У меня здесь дело.

Эти четыре слова решили всё. Дон Мигель удовлетворённо хмыкнул, улыбнулся настоящей своей хищной улыбкой, подмёл передо мной пыль шляпой, прощаясь, и ушёл, насвистывая незамысловатую песенку. А я остался, ругая себя последними словами. Пока я молчал, тупо таращась на дона Мигеля, могло сойти, что я не понимаю его, и он ошибся в моей оценке. Но я ответил на чистейшем испанском! Причём ответил, как взрослый, сказав, что у меня тут есть дело! Теперь дон Мигель может пойти на всё!

Я ещё не знал, на что он готов пойти, чтобы завладеть мною.