Оберон

Улицы Баррадана с толпящимися вдоль тротуаров зданиями были уже просторных бульваров Лаконии. Строительным материалом для стен домов служил серо-зеленый кирпич из местной глины. Фонари сияли в полном солнечном спектре, словно говоря, что эта тьма кругом — на самом деле день. Ночью они светили тише и теплее. Вооруженная винтовками и одетая в защиту охрана расчищала губернатору путь сквозь лабиринт перекрестков. Если город хоть кто-нибудь проектировал, он явно вдохновлялся эстетикой земного гетто. Но скорее всего Баррадан расцветал, не имея никакого плана, кроме удовлетворения сиюминутных потребностей.

Бирьяр ехал в открытой машине, его волосы трепал ветер. Пахло чем-то мерзким. Будто канализацию прорвало. Мона тоже морщила нос.

— Индол, — сказала она.

Он ответил пустым взглядом.

— Техническое название — «2,3-бензопирол». Просто пара углеродных колец и немного азота. Местному биому очень нравится. Ничего опасного.

— Воняет, как…

— Дерьмо. Это точно, — сказала Мона. — Местные почвовики говорят, за пару дней привыкаешь.

— Ну ладно. Элементы есть элементы, из них, наверное, много чего можно сделать, — ответил Бирьяр. — В том числе и что-нибудь не такое вонючее.

Комплекс встретил их полуденными огнями. Дом изгибался в форме подковы, его штукатуренные стены через каждые несколько метров украшали светильники полированного металла. Местные аналоги насекомых роились вокруг света. Центральный двор устилала плитка из карбон-силикатного кружева, сплетенного так, что поверхность плитки переливалась темно-синим, как спинка жука. В глубине ее, казалось, плыли звезды, отражение диска галактики над головой. Столица планеты Бирьяра пока не производила столько света, чтобы залить небо заревом. Здесь лишь звезды напоминали ему о Лаконии.

Его личная прислуга стояла навытяжку по сторонам от широких центральных дверей дома. Лаконийская охрана и местные администраторы в форменной одежде, все ждали инспекции майора Оверстрита перед встречей с новым хозяином.

Ну, вот он и приехал домой. Хорошо ли, плохо ли, но теперь это его новое место во вселенной, и, может статься, до конца карьеры. Мона едва слышно вздохнула, и пока она не заговорила, Бирьяр думал, что то был вздох сожаления.

— Это прекрасный дом, — сказала она.

* * *

Прием начался через несколько часов. Шел второй световой цикл оберонского дня, солнце стояло прямо над головой, и Бирьяр невольно воспринимал это как полдень. Солнечное тепло и влажность воздуха впечатляли. Канализационная вонь то ли исчезла с восходом, то ли Бирьяр уже успел принюхаться.

Собралась почти сотня гостей. Многих он помнил из списка приглашенных, но были и другие: узколицая женщина с причудливо заплетенной косой, пожилой мужчина с усиками и протезом вместо руки, агендер в льняном костюме в тонкую полоску, излучающий профессиональный банкирский лоск. Сегодня Оберон впервые знакомился с Лаконианским правлением, и людей — город, планету, всю систему в целом, — наполняли неуверенность и страх. Долгом Бирьяра было продемонстрировать уверенность и силу нового режима, непоколебимость власти, но также и сердечность и доброжелательность по отношению к тем, кто доказал свою безраздельную преданность.

Сперва он намеревался пойти на прием в пиджаке, но отказался от этой идеи. И был рад, что гости тоже предпочли летние рубашки и легкие, воздушные блузы. Синее кружево Моны на их фоне выглядело несколько тяжеловесно, но носила она его с грациозностью. На вечере она держалась свободно и уверенно, словно они провели в этих залах годы, а не пару часов. Мужчина с искусственной рукой что-то сказал ей, она непринужденно рассмеялась, и Бирьяра кольнула ревность — смесь восхищения, любви и усталости.

Расхаживая в толпе гостей, он все время кружил вокруг нее. Касался руки, если проходил мимо, заявляя на нее свои права, так же как заявлял свои права на этот мир. Озорной блеск ее глаз, неразличимый другим, подсказывал, что она все видит и понимает, но прощает ему эту слабость. Или же наслаждается властью над ним. Что, по сути, одно и то же.

Первый признак беды был совсем пустяковый, Бирьяр даже не придал ему значения. Они были в саду, где из-под травяного газона пробивалась рыжеватая местная растительность. Над каменным резным столиком раскинуло ветви земное фиговое дерево. Созревшие фрукты уже лопались, добавляя сладости в зловонный воздух.

Напротив Моны сидела женщина лет на двадцать старше. Пряди ее седых волос выбились из пучка по-астерски убранных на макушке волос, щеки раскраснелись от выпитого. Заметив, что Мона нахмурилась, Бирьяр подошел ближе, готовый вызволять жену из неприятной ситуации. И понял, что ошибся.

— Мы уже близко, — говорила женщина. — Шесть месяцев, и мы взломаем. Клянусь, чтоб меня.

Мона сочувственно покачала головой. Старуха, досадуя на помеху, подняла взгляд на Бирьяра, но стоило его узнать, и раздражение в ее глазах сменилось замешательством.

Мона взяла его за руку:

— Дорогой, это доктор Кармайкл. Я рассказывала тебе о ее работах по расшифровке последовательностей аминокислот.