Обертоны

концерты на различных континентах. Однако при этом мы утрачиваем нечто существенное, — как птица на

фотографии. Во время таких путешествий мы больше не наблюдаем. Техника берет все на себя. Пассажиры

почти уподоблены багажу, загруженному в брюхо самолета, и являют собою не более чем шифр, введеный в

память компьютера авиационной компании. Мы полагаем, что одолели время. На самом деле оно владеет

нами. Расписание самолетов — не единственное тому доказательство. Признаков этой власти времени над

нами немало в самых разных жизненных обстоятельствах: в настольном календаре, содержащем график дел

и встреч; в поспешности покупок; в оплате разговорного времени по телефону; в фиксированном начале

концерта.

Время образует рамки нашей жизни. Это достигло такой степени, что мы воспринимаем соблюдение

хронологических норм как единственный принцип нравственности и с равнодушием проходим мимо

подлинных трагедий.

В музее Холокоста в Тель-Авиве я обратил внимание на ничтожную подробность: для поездов, до-ставлявших миллионы людей в концентрационные лагеря, составлялись точнейшие расписания. Моменты

отправления и прибытия были твердо установлены, — как это делается для обыкновенных поездов метро

или электричек. Людей рассматривали как обычный груз. А для того, чтобы быть достав-14

ленными к месту уничтожения, жертвы должны были сами покупать билеты, — в точности такие же, какими мы пользуемся сегодня. За свои же рейхсмарки и рейхспфенниги.

Мученики. Птицы. Артисты. Время объединяет всех. Часто мы говорим: не хватает времени читать, слушать

музыку, видеться с друзьями, ходить на выставки, просто побыть в покое и одиночестве. Мы забываем: единственное время, имеющееся в нашем распоряжении — время нашей жизни, если мы не позволяем ему

утекать в пустоту. И независимо от того, используем мы его или нет, летит ли птица, или застывает на

фотографии — время проходит. Возможность размышлять, мечтать, любить — неоценимы. Желание

большего нередко суета и тщеславие. Погоня за громким успехом, сказочной роскошью, поиск более

интенсивных взаимоотношений, идеального спутника жизни, совершенного инструмента, безукоризненной

записи — все свидетельства наших амбиций, нашей нескромности. Обладая хорошим здоровьем, не

думаешь о возможности его потерять, о том, что всему на свете поставлены пределы. Мысль о смерти

должна была бы заставить нас не упускать время, ценить и подчинять его себе.

Вернемся к Фаусту. Остановка, задержка, подобно желанию обладать (чем-то, кем-то), несут в себе

парализующий яд. Только тот может быть счастлив, кто бесстрашно отдает себя во власть быстротекущей

жизни, не подчиняясь тому, что называют прогрессом, или предписанным обязан-15

ностям. Только человек, не поддающийся вирусам предрассудков, способен радоваться собственной жизни.

Не позволяя себе быть рабом техники (которая подчас ведет к тому, что время съеживается), он никак не

станет на пути других и уж заведомо не станет их уничтожать.

ПРАВИЛА ИГРЫ

Первый гонорар

1968 год, Москва. Мы с Татьяной Гринденко учились в консерватории, делали успехи и радовались любой

возможности испытать их на практике в концерте. Незадолго до того я оказался в числе лауреатов конкурса

королевы Елизаветы в Брюсселе. Между тем, Татьяна тоже завоевала свой первый приз - «Золотого Орфея»

в Софии; его следствием было несколько приглашений. Правда, приглашения эти скорее еле заметно

капали, чем обрушивались на нас.

При московской филармонии было клубное отделение. Здесь администраторы координировали сборные

программы, предлагали и продавали их различным организациям. Наиболее старательные из них

налаживали контакты непосредственно с артистами. С некоторыми из таких администраторов завели

знакомство и мы; в ту пору только они могли предоставить нам возможность выступить в Москве (хо-19

тя бы от пяти до пятнадцати минут). Накапливая опыт, можно было что-то еще и заработать. Деньги были, несомненно, не самое главное, но мы все же радовались любой сумме, которая хоть немного улучшала наш

скудный бюджет... На заграничные гастроли рассчитывать вообще было нельзя. Нас и для скромных-то

«клубных» концертов ангажировали редко. Мы ведь не числились в составе Государственной филармонии.

Наши фамилии упоминались редко, а лауреатов вокруг было предостаточно.

Однако в один прекрасный день раздался телефонный звонок. «Гидон, нам срочно нужен скрипач, не

согласитесь ли выступить в МГУ во вторник во второй половине дня?» «Ну, разумеется, с радостью».

«Хорошо, вам позвонят, мы дадим ваш номер

телефона».

Вскоре мне позвонили из университета: «Мы так признательны за то, что вы согласились. Итак, во вторник

мы ждем вас в четыре часа у входа в конференцзал. Панихида начнется в половине пятого...»