– Знаешь, что самое странное? – я через силу постаралась улыбнуться. – Вы оба утверждаете друг про друга, что не подходите мне. Я ведь не забыла наш с тобой разговор, когда ты предупреждал, чтобы я не вздумала влюбляться в Измайлова. А теперь он доказывает, что мой выбор неправильный. И как это понимать? Вы же вроде как друзья.
– Не вроде как, – возразил он. – С самого детства другим и по-настоящему. Я, наверно, ни про кого другого такого сказать не могу.
– Странная какая-то дружба получается, – я подумала о девчонках, которых считала своими подругами. Лизе Карелиной, с которой мы вместе учились. Наташе Сенченко, на чьей свадьбе я была свидетельницей. Между нами почти не было секретов. И уж тем более мы не стали бы вставлять друг другу палки в колеса, мешая каким-то отношениям. Даже с той же Алькой я бы не позволила себе такого. А тут эти друзья едва не вцепились один в другого. И оба старательно пытали донести до меня, какой неправильный выбор я делаю.
– Мариш, у тебя странное представление о дружбе, – усмехнулся Лавроненко. – Тоже из разряда «так правильно»? Только ведь настоящий друг – это вовсе не тот, кто гладит тебя по головке, что бы ты ни делал. Иногда надо сказать правду, какой бы жесткой она ни была. Как раз потому, что ты друг.
– То есть вы оба сказали мне правду? Поделились нелицеприятным мнением друг о друге… – я отвернулась к окну, рассматривая бегущие по стеклу дождевые дорожки. В глазах защипало: от обиды, усталости, непонимания того, что происходит. Всего сразу. – И кого же из вас я должна послушать?
Я словно балансировала на грани, цепляясь за шаткие остатки душевного равновесия. Сейчас какой-то ничтожной капли хватило бы, чтобы довести меня до слез. Алексей, кажется, это почувствовал. Протянул руку, накрывая мои стиснутые в напряжении пальцы своей ладонью.
– Что бы мы тебе ни сказали, слушать нужно саму себя. И свое сердце. Ну, подумай, от того, что я расскажу тебе, какой Измайлов гад, ты станешь к нему хуже относиться?
– Куда же еще хуже… – прошептала я, не глядя на него.
– Себе-то не ври хотя бы, – откликнулся он. – Ты же никогда не любила его сильнее, чем сейчас. После того, как сама же прогнала.
Глава 28
Неожиданно для самой себя я поняла, что жду продолжения. Думаю о том, что случилось, о нашем разговоре, который так ни к чему и не привел, – и невольно рассчитываю, что Рома все-таки захочет объясниться.
Ну, что мешает человеку сказать, что все кончено? Это и так понятно, и совершенно очевидно, но, если бы он сказал напрямую, у меня не осталось бы шансов надеяться. А так я саму себя обманывала, ожидая того, чего в принципе не могло случиться.
Еще несколько раз пыталась поговорить обо всем с Лавроненко. Но тут сработала дурацкая мужская или дружеская солидарность. Он так и не рассказал мне ничего.
– Зачем, Марин? Я понимаю, тебе хочется, чтобы я его грязное белье перед тобой выпотрошил. Но уверена, что после этого легче станет? Отношение твое к нему все равно не изменится. Того, что я сказал уже, вполне достаточно.
Я не могла не разозлиться на это. То есть мучить меня своими туманными фразочками и намеками они оба были горазды, а раскрыть карты – это уже нет. Называется: понимай, как знаешь. И как хочешь.
Ему, может, и было достаточно. Мне – нет. Я продолжала наивно считать, что, если бы узнала причину, заставившую Измайлова так себя вести, это помогло бы все пережить. Особенно если бы эта причина оказалась какой-нибудь невероятной. Вроде жуткой и мрачной тайны в его прошлом. Вдруг он допустил какую-то непоправимую ошибку и в результате этого кто-то сильно пострадал. Кто-то близкий. Жена (если она была) или любимая женщина. Или, что еще ужасней, его ребенок. Такие истории сплошь и рядом встречаются в любовных романах. Герой мучается от чувства вины и не может позволить себе нормальные отношения. И надо только разобраться во всем – и помочь ему.
Алексей вытаращил на меня глаза, когда я, не выдержав, поделилась с ним своими предположениями. Смотрел так долго и ошарашенно, что я и без слов поняла, какую глупость сморозила. Потом, наконец, выдал:
– Как тебе такое вообще пришло в голову? Жена, ребенок… С чего ты взяла, что Ромыч был женат?
Ну, хоть одним безумным вариантом оказалось меньше. Я вздохнула, только не от облегчения, а от того, что так сильно во всем этом увязла. И поделать ничего не могу. Соскучилась и по-прежнему хочу к нему. Среди людей на улице постоянно высматриваю, и нервы натянуты до предела вечерами, когда только и жду, что оживет молчащий телефон, высвечивая его имя.
– Да так, – пожала плечами, смущаясь от того, что снова заставляю Лавроненко возиться со мной и успокаивать. И опять пожалела, что влюбилась не в того человека. Как сейчас просто и хорошо было бы, если бы мы с Лешей…