И к досаде этой примешалось вдруг очень неприятное чувство, когда следом в голову ей вскочила мысль: «А не хочется ли тебе, красна девица, и впрямь произвести на кого-то впечатление?…»
После чего она решительно стянула с себя сарафан, нашла в шкафу самые что ни на есть обычные джинсы и простенький голубой свитерок, с воротом лодочкой, не менее решительно оделась во все это и, не глядя больше в зеркало, села на кровать.
Мысль ее встревожила. И потребовала пристального рассмотрения.
…Когда-то, около семи лет назад, Настя дала себе твердое слово, что в ее жизни не будет больше никаких романтических отношений. Никакой любви. Хватит и того, что ее лучшие чувства были один раз попраны и оскорблены – человеком, от которого она не могла и не должна была ждать ничего подобного. Ее законным мужем. Отцом ее дочери. Предавшим заодно и Машку, которой было тогда всего несколько месяцев от роду…
Вспоминать свои переживания тех времен Настя категорически себе запретила.
И уж меньше всего она хотела повторения пережитого. Потому и дала зарок, решив, что просто не позволит себе еще к кому-нибудь привязаться. Ведь не так уж трудно на самом деле избежать любовной западни, главное – спохватиться вовремя и при первых признаках нежеланного сердечного волнения исключить всякую возможность новых встреч с вызвавшим его человеком. Тогда и волнение уляжется, и человек забудется.
Все, что нужно, – это не давать себе воли. Не потакать слабости. Не упиваться этим самым волнением, как поступает большинство, а гнать его прочь. И беда пройдет стороной…
То ли силы духа у нее оказалось достаточно, то ли соблазнов серьезных пока что не случалось, но до сих пор она успешно держала свое слово. Хотя не рассказывала о нем никому, даже Соне.
Только грустно посмеивалась про себя над ее стараниями пристроить подругу. Точно зная, что они бесполезны. Уж если она и решится еще когда-нибудь выйти замуж, то исключительно по расчету. Взвесив самым тщательным образом все возможные «за» и «против».
И никакой любви!
…Правда, до сих пор с расчетом почему-то тоже дела не ладились. Хотя как минимум двое из числа Сониных протеже и казались людьми достойными – во всяком случае, отвечали вроде бы всем требованиям, которые могла бы предъявить Настя. Если бы захотела.
Вот именно… если бы захотела. Но по неизвестной причине на нее нападала ужасная тоска – когда она всего лишь пыталась представить себе спокойную, безопасную, всю такую старательно рассчитанную семейную жизнь с кем-нибудь из этих двоих. Приходя в результате к выводу, что настоящее спокойствие ей, похоже, гарантировано только одиночеством…
А тут!
Пришел неведомо откуда неведомо кто.
Заглянул в душу тревожными серыми глазами. Покорил загадочным образом ее своенравную собаку. И…
И что? Она уже готова сдаться? Забыть про данное себе слово?
Да никогда!
…Конечно, у него немало достоинств обнаружилось за короткий срок – всего-то за один вечер. Ответственный, добрый – предупредить об опасности пришел. Храбрый – не побоялся показаться форменным психом. К Чинке отнесся замечательно – в отличие от иных придурков, которые при виде этого мелкого, пучеглазого, трясущегося от злости (вызванной ими же самими) существа на тонких ножках впадали в брезгливое, тяжкое недоумение – и это, мол, собака?…
Что еще? – человек «бывалый», как выразился принц Гойдо. С ним, похоже, ни в каком приключении не пропадешь. И хотя явно не в его характере пропускать женщину вперед, навстречу опасности, он все же делает это, пусть и без особой охоты, признавая силу чародейки Эш и ее право на риск. Значит, способен уважать женщин и их призвание…
…Господи, о чем это она?
Да обладай он хоть всеми мыслимыми достоинствами, ей-то какое дело? Зарок есть зарок! Тем более что он в ее сторону даже и не смотрит!.. Ей что, не просто любовь вдруг, ни с того ни с сего, понадобилась, а еще и безответная?!
Нет уж, спасибочки!
Она в его сторону тоже больше не посмотрит. Укрепит свое глупое сердце, вспоминая пережитую в прошлом боль. А Чинку… Чинку будет носить подмышкой.
Настя обратила взор к потолку.
– Милые феи, – жалобно сказала вслух, – вы меня слышите? Мне бы шлейку для моей собачки, если можно… пожалуйста!
В следующий миг ей на колени шлепнулась шлейка.
Настя нервно вцепилась в сплетенье тонких кожаных ремешков, закрыла глаза.
– Спасибо! – прошептала.
И мысленно пообещала себе: «Я буду стойкой…»
* * *
– Она на нас не сердится! – обрадовалась Мирабель. – «Милыми» назвала! Я же говорила, очень славная девушка. И красавица! И Матвей, конечно, влюбится в нее, как только увидит! Сам из заточения выйдет, без всяких выманиваний… Жаль, приодеться она не захотела. Но ничего, я этим еще займусь!
Юниция фыркнула.
– Так вот что у тебя на уме! Ну-ну, займись, конечно, пристраивательница золушек ты наша…
Она заткнула за пояс свою палочку, деловито огляделась по сторонам.