Обещанье не пустяк

– Мне лестно знать себя вашим другом, – снова улыбнулся Гойдо.

Телохранительница Эш помрачнела.

Прикрыть его собою в данной ситуации она никак не могла… А Настина подруга к тому же, как нарочно, выглядела сейчас очень даже мило, воспользовавшись предложенным феями дополнительным гардеробом и принарядившись в шелковую фиолетовую юбку с чем-то воздушным, розово-сиреневым, сверху.

Стасу ее кокетничанье с принцем казалось вполне невинным. Но, судя по взглядам, которые бросала на нее Эш, оно могло, в конце концов, обойтись Соне дорого… Как бы переключить внимание его высочества на себя? – задумался было он, и тут в разговор вмешалась Настя.

– Гойдо, а вы ведь так и не рассказали нам, откуда знаете наш язык! – напомнила она.

– О да, конечно! – Тот отставил свой бокал, и улыбка его сделалась грустной. – Мы были перебиты дозорным существом. Но расскажу теперь. Это есть на самом деле последие моей болезни…

– Следствие, – поправил Стас.

– Так, да. Когда бывает приступ и я… сплю, я вижу очень необычайные сны. Как будто это совсем не сны, а просто… другая жизнь. И я – не Гойдо, принц Островного края, а другой человек, который живет эту жизнь и делает в ней свое привычное дело. Работу или путешествие, или отдых… Всякий раз это какой-нибудь новый край и я – новый человек. И там у меня новая семья и друзья, и новый язык, который я во сне очень хорошо знаю. Как будто с ним природился. И когда я разбужда… просыпаюсь, я этот язык помню. Навсегда. Правда, я навидал уже так много разных миров, что в голове стало путаться, какому принадлежит какой язык. Но если слышу его, то вспоминаю, пусть и плохо. Языки, увы, между собой тоже путаются, поэтому прошу – исправляйте меня, пожалуйста, так я быстрее вспомню, как правильно!

Он снова взялся за свой бокал, и Соня, слушавшая его открыв рот, выпалила:

– Застрелиться пистолетом! Ничего себе! Значит, вы во сне у нас побывали?!

– Так, да…

– Из пистолета, – машинально внес поправку Стас.

Она глянула на него, как на дурака, выдавшего «бестактичность». И снова уставилась на принца.

– Убиться веником! – сказала. – Да вам только позавидовать можно – такая интересная болезнь!

– Истинно, – согласился тот. – Я сам печалюсь на самом деле, что непременно должен ее лечить. Ведь каждый сон это как путешествие в другое государство, где я узнаю много нового – обычаи, нравы, формы правления – и, проснувшись, часто дивлюсь. Набираюсь знаний и, надеюсь, ума. Наблюдаю красоту, которой нет в Островном краю, растения, зверей и птиц самых небывалых видов. Имею новых друзей и жен… да-да, здесь я холост, но там бываю женат – когда на прекрасных, а когда и на ужасных женщинах… – Он усмехнулся смущенно. – А еще научаюсь многим разным ремеслам. Шью башмаки, например, пеку хлеб, обжигаю кирпичи. Играю музыку на инструментах, которых тоже нету в моем родном краю…

– Круто! – покачала головой Соня. – И все эти умения вы тоже запоминаете навсегда?

– Так, да.

– Ну вы прямо мастер на все руки! Принц-универсал… А может, вы еще и картины пишете и поете?

Гойдо пожал плечами.

– В одной стране я, точно, был художник. Там говорили, что хороший… И, когда проснулся, я помнил, как держать кисти, смешивать краски и делать перспективу, но хорошей, настоящей картины написать все же не сумел. Получилось, как у новичка. А петь… петь меня учили дома, в родном краю.

– Ой, а спойте! – обрадовалась Соня.

– Вы вправду хотите это слышать?

– Хочу!

Он огляделся по сторонам.

– У вас в стране, я помню, у многих имеется домашний инструмент, зовомый гитара…

– Называемый, – поправила Соня.

И в тот же миг пространство над свободным креслом возле камина крутанулось маленьким смерчем и с тихим звоном опустило в него гитару.

Стас снова поежился.

Но остальные опять-таки отнеслись к очередному колдовскому действу, как к чему-то обыденному… Принц, спокойно сказав пространству «спасибо», встал из-за стола, взял гитару в руки, устроился с нею в кресле. Потренькал струнами, подтягивая колки. И сообщил:

– Спою я песню, которую тоже слышал у вас. Всего единожды, поэтому запомнил только музыку, а слова – плохо. Но в голову пришли отчасти свои…

– Вы еще и поэт! – восхитилась Соня.

– О нет, – ответил Гойдо, – вот поэтом я нигде и ни разу не был. По причине этого простите мне возможную бессуразность!

Он сыграл вступление, выказав изрядную сноровку во владении инструментом, и весьма приятным баритоном запел:

– «Как соловей для розы

Свистит в ночном саду»…

Все спешно попрятали улыбки, даже его телохранительница. А принц продолжил:

– …«Так я, оставив прозы,

На песню перейду.

Расскажет только песня

О крашести твоей,

О том, как сердце треснет,

Когда лишится ей…»

Тут уж они не выдержали. Захохотали хором, Эш – в том числе. И Стасу померещилось еще и тоненькое трехголосное хихиканье невидимых фей…

На что принц отреагировал с истинно королевской выдержкой. Он прервал пение, одновременно улыбаясь и хмурясь, и с легкой укоризной сказал:

– Я же говорил, что я не поэт!