Обещание Гарпии

Время шло. Рассветало. Ржавый остов трактора внезапно перестал быть и остовом, и трактором и стал строительным вагончиком, сильно смятым и разрушенным. Маленькое пламя продолжало захватывать всё новые пространства льда, проникая в кристаллы. Как заботливая хозяйка открывает все ящички, заглядывает во все шкафы, желая всё запомнить и всё контролировать, так и огненная душа голема проникала во все частицы нового тела, заполняя его собой.

Когда лёд засиял так, что больно было на него смотреть, пламя добралось и до глины. Ева ожидала, что здесь его продвижение замедлится, но всё произошло строго наоборот. Глина начала разогреваться и краснеть. Ева, стожар и Ягнило отодвинулись. Даже в метре от глиняного человека стоять было невозможно.

Душа проникла уже повсюду – от больших пальцев ног до процарапанной чёлочки. Даже глиняную птицу на плече голема она освоила и отогрела. У птицы распахнулись крылья, прежде не существовавшие, а нарисованные. Птица слетела с одного плеча голема, перелетела на другое и клюнула его в глину. Голем дёрнул плечом, как мог бы дёрнуть им спящий человек, по которому пробежал мелкий зверёк. Подпрыгивая, пылающая птица перебежала голему на лоб и легонько клюнула его в рот, в веки и в центр лба.

Албыч открыл глаза и сел. Произошло это так внезапно, что на Еву и стожара дохнуло раскалённым воздухом. Голем был всё ещё разогрет, хотя магический лёд и не думал таять. Душа собралась уже в центре голубоватого льда, сложившись в подобие крошечного человечка.

– Благодарю вас – за моё – пересотворение. Восклицательный знак. Эмоция. Эмоция. Эмоция. Прошу сообщить – мне – новую цель – моего бытия, – прогудел Албыч. Он говорил медленно, будто пробуя речь на вкус.

– Как и прежде: помогать девушке, которую любят Магические звери. И вывести мою маму из Теневых миров! – поспешно произнёс стожар, опасавшийся, как бы Ягнило его не опередил. А то ещё ляпнет, что главная задача Албыча – бороться с магией. И будет огромный голем, снося дома, шагать по Магтербургу и, используя по десятку магров на каждый шаг, призывать пожилых ведьмочек отказываться от пряничных домиков и пить чай без магических печенек, главное отличие которых от обычных состоит в том, что они сами прыгают в рот.

Албыч кивнул. Он выглядел довольным.

– У меня – есть – душа, – повторил он, раскатывая слова. – Могу – сообщить – вам. Душа – это радость.

– Удовольствие?

– Радость. Удовольствие – жаждет того, что – хочет само. Одних и тех же – переживаний, на которых – замыкается. Удовольствие – это кнопка – на которую крыса жмёт, пока – не сдохнет. Разве не удовольствием выжигает – Фазаноль. Вопросительный знак. Отсутствие положительной эмоции.

– Слушай, давай ближе к делу! Я твою душу нашёл? А ты найди мою маму! Маму найди! Найди маму! – негромко, словно надиктовывая голему, пробурчал стожар.

Албыч поднялся во весь рост. Колени и локти его продолжали пламенеть, вспыхивая при каждом шаге. Внутри ледяного контура двигался крошечный огненный человечек, его движения повторял и большой голем.

– Дай мне – свой посох – восклицательный знак. Эмоция, – произнёс голем, обращаясь к Аникею Ягнило. Голос его, как и прежде, когда у него не было души, не имел особых интонаций. Точно проворачивались камни или жернова.

Ягнило тревожно попятился. Вручать свой посох Албычу в его планы явно не входило.

– Дай мне – посох – жмот. Крайне сильная эмоция, – спокойно повторил голем и, сделав грузный шаг, догнал магобора. Ягнило умел проигрывать красиво.

– Конечно! Я как раз собирался! – сказал он и вручил Албычу посох.

Тот взял его и всем телом повернулся к стожару:

– А ты дай мне того – кто у тебя – в банке. Просьба первой – степени – вежливости.

Ева задумалась, что означает «просьба первой степени вежливости». Должно быть, когда просят по-хорошему, без нажима. А просьба «второй степени вежливости» – это, видимо, когда после слова «дай!» предмет отрывается вместе с не успевшей разжаться рукой.

Филат послушно протянул Албычу банку. Малютка Груня сидел на дне и с меланхоличным видом жевал страницы детской книжки. Иллюстрации он прожёвывал с особенной старательностью. Текст жевал неохотно и мучительно, объедая его со всех сторон. Уже по одному тому, как трудно у Груни жевался текст, можно было с уверенностью сказать, что Груня мальчик, а не девочка.

Концом посоха Албыч начертил на дне карьера квадрат, в который решительно вытряхнул из банки Груню. Груня обиженно шлёпнулся в грязь, выплюнул кусочек книги и попытался выползти из квадрата, но стенки его не пустили. Груня ткнулся пару раз в разных местах, а затем сел и с большим аппетитом стал жевать крупного слизня, найденного тут же. Албыч застыл, глядя куда-то поверх Груни.

– Что ты делаешь? – с беспокойством спросил у него стожар.

– Я – пламенею – душой, – сообщил Албыч с выражением дотошного бухгалтера, сообщившего, что он наконец обнаружил, в каком месте его коллега ошибся на семь копеек.