Обещание нежности

На сей раз эта полезная привычка к осторожности пришлась весьма кстати, и, направляясь в светлое четырехэтажное здание, полковник невольно усмехнулся: надо же, как бывает! И не думал ведь, не гадал, что школа дочери когда-нибудь попадет в его оперативную разработку; так уж, на всякий случай всегда отнекивался от просьб жены хоть разочек побывать на родительском собрании — и вот тебе пожалуйста! Пригодилась-таки котовская предусмотрительность…

— Так чем могу служить вам? — вежливо поинтересовался директор школы, возвращая лжевоенкоматчику его корочки.

— Мы, видите ли, обследуем сейчас ребят из старших классов, которые через год-другой придут к нам по армейскому набору, — отозвался Котов. — Хотим заранее знать, на какой уровень подготовки наша армия может рассчитывать. Тогда сможем прикинуть, в какие войска будем москвичей отправлять и кого в элитные подразделения удастся устроить… Своего рода статистика, понимаете?

— А как же, как же, — закивал головой директор школы. Хотя времена на дворе стояли уже не советские, а российские, армия не находилась еще в таком раздрае и разрухе, в которые пришла буквально через пару лет после этого разговора. И старенькому школьному директору, еще сохранившему уважение к людям в военной форме, и в голову не пришло бы чинить хоть какие-то препятствия работнику военкомата.

— Вот и славно. Так вы проводите меня к старшим классам, представите ребятам?

— Вы хотите побеседовать с ними? — догадался директор.

— Нет-нет, на беседы мы больше не уповаем. Теперь в стране время тестов, вот и мы, военные, не отстаем от времени, пользуемся всякими новыми достижениями психологической науки… — засмеялся посетитель.

Смех у него был открытый, располагающий к себе, и руководитель школы не стал больше задавать ему никаких вопросов. Так и вышло, что уже к вечеру этого дня на письменном столе перед Василием Ивановичем лежали тесты сотни мальчишек, среди которых были и листы, заполненные рукой Андрея Сорокина.

Для того чтобы понять, что этот мальчик гениален, Котову хватило одного беглого взгляда на его исписанные мелким почерком страницы. Тесты, разработанные весьма хитро, с множеством подвохов, были настоящей гордостью отдела, которым руководил Олин отец, и теперь он мог откровенно признаться себе, что не зря они в свое время столько бились над этими опросниками. Составленные так, что на некоторые вопросы совершенно невозможно было ответить человеку среднего ума и средних способностей (при том, что внешне эти вопросы выглядели вполне невинно), незаметно «считывающие» психологию той или иной личности по десяткам параметров, в том числе ее отношение к живой природе, умение ладить с людьми, эвристичность ума и так далее, — тесты во всей своей совокупности теперь однозначно отвечали на вопрос, поставленный перед собой Котовым: с Андреем Сорокиным надо плотно, тщательно работать.

В эту ночь Василий Иванович просидел за кухонным столом в своей квартире до самого рассвета. Пепельница, полная неровных окурков, листы бумаги, исчерканные одному ему понятными пометками и закорючками, покрасневшие от усталости глаза — все это без слов сказало Екатерине Алексеевне, вышедшей на кухню попить воды, о том, какой напряженной была ночная работа ее мужа.

— Устал? — заботливо приобняла она все еще сидящего за столом Котова.

Тот повернул ее руку ладонью к себе, нежно поцеловал и, разведя объятие жены, поднялся, сладко, с хрустом потянувшись.

— Устал, Катюша. Но зато сделал все, что хотел. Не зря старался.

— Что, справился с очередной военной задачкой? — с чуть насмешливой нежностью осведомилась жена.

Он только усмехнулся в ответ. Разумеется, справился. Судьба Андрея Сорокина была решена.

Все остальное было для Котова только делом техники.

Глава 10

День, которому суждено было перевернуть всю жизнь Андрея Сорокина и надолго сделать его изгоем, парией между людьми, начинался легко и счастливо. Будто судьба напоследок решила одарить мальчишку самой светлой из своих улыбок, дать ему обещание, которое она, разумеется, и не собиралась выполнять, но воспоминание о котором могло бы дать парню надежду на будущее и силы выжить среди самых тяжелых, самых черных дней, ждавших его впереди.

В этот день с утра была отчего-то особенно, не по-будничному приветлива мама. И отец, вопреки всегдашнему своему сдержанному поведению, не только приобнял сыновей перед школой, но и теплым, любящим жестом — невиданное дело! — поворошил Андрейкины волосы. И на уроках ему везло: учителя наперебой почему-то вызывали его к доске и так же наперебой хвалили его ответы: «Молодец, Сорокин! Можешь, когда захочешь. Все получается!» И они же шептались на переменах в учительской, о чем, разумеется, ему не положено было знать: «Нет, ну вы подумайте только, как Сорокин-то раскрылся к концу учебы!»