Обещание тигра

Все это было крайне неловко, поскольку я продолжала считаться законной невестой его старшего брата. Тем не менее я была рада возможности подольше побыть с Кишаном. За те часы, что мы провели вместе, я научилась полагаться на него. Мне нравилось, как блестят его золотые глаза, когда он смеется, а тепло его улыбки творило что-то странное с моим сердцем. Я никогда не думала, что смогу не опасаться мужчину. Мой опыт общения с ними был более чем неприятным, но Кишан… Кишан оказался совсем другим.

Вскоре отсутствие страха сменилось доверием. От доверия оказалось рукой подать до восхищения. Я и опомниться не успела, как восхищение превратилось в страстное томление, мучительное и прекрасное одновременно, и я поняла, что влюбилась. При этом Кишан продолжал держаться со мной вежливо и отстраненно, как и полагается брату.

Так пролетели недели, но когда во дворце вновь заговорили о скором возвращении Дирена, я стала сомневаться в прозорливости Дэчень и моего отца. Возможно, чувства, которые Кишан испытывал ко мне, не выдержали испытания временем? Что, если теперь он относится ко мне как к сестре и больше не желает меня как женщину?

Тем временем я почти ежедневно получала письма от Дирена. В них он пространно и цветисто описывал нашу будущую совместную жизнь, и, хотя мои ответные послания оставались краткими и почти вызывающе сдержанными, письма Дирена постепенно становились все теплее, человечнее и задушевнее. Однажды утром я улизнула от Хаджари через потайной коридор, ведущий в сад, отыскала уединенную скамейку и, комкая в руках последнее письмо Дирена, погрузилась в невеселые размышления о том, что же я делаю с этой несчастной семьей. Тут меня и нашел Кишан.

– Джесубай? Что случилось?

Он сел рядом со мной, взял смятый листок из моей руки. Разгладив его на своем бедре, Кишан прочитал:

Моя дражайшая Бай!

Месяцы нашей разлуки истерзали меня. Как бы я хотел быть сейчас рядом с тобой! Вопреки требованию матери, я намерен вернуться домой сразу после посещения этого города, не заезжая в последние несколько мест. Я могу приехать раньше, чем ты получишь это письмо, дорогая. Знай же, что каждый раз, закрывая глаза, я вижу тебя. Наверное, я счастливейший из смертных, ибо помолвлен с самой прекрасной женщиной на земле. Когда я вспоминаю, как солнце сияет на твоем лице…

Кишан перестал читать, листок поник в его руке.

– Кишан? – тихо позвала я. – Кишан, скажи что-нибудь!

Но он молчал. Потом, бросив на меня всего один быстрый взгляд, Кишан вскочил и, не оглядываясь, зашагал в сторону садового лабиринта.

– Куда ты уходишь? – крикнула я вслед, но он уже скрылся за кустами.

Я отыскала его только в центре лабиринта. Кишан стоял спиной ко мне у фонтана, упершись руками в край чаши, он не обернулся даже, когда заговорил.

– Бай? – тихо переспросил он. – Он называет тебя «Бай»?

– Да. Нет. Я никогда не просила его так делать.

– Но ты не возражаешь!

Я не знала, что ответить. Иша с детства звала меня Бай, и мне нравилось это имя. Для меня оно было чем-то вроде нашей общей тайны. Таким именем меня мог называть только тот, кто любит.

Наконец я тихо пролепетала:

– Я бы предпочла, чтобы он не называл меня так.

Приблизившись к Кишану сзади, я еле слышно заговорила снова.

– Я знаю, что ты называешь своего брата Рен, но я всегда обращалась к нему только полным именем – Дирен. Честное слово, мне было бы неловко называть его как-то иначе!

Так, издалека и намеками, я пыталась подсказать Кишану, что люблю совсем не его брата. Но он по-прежнему не смотрел на меня, поэтому я продолжала лепетать.

– Мой отец всегда говорил, что уменьшительные имена существуют только для черни. – Я невольно поморщилась, услышав свои слова со стороны. Они прозвучали жестоко и грубо, кроме того, это было совершенно не то, что мне следовало сказать. Выходит, только что я невольно оскорбила Кишана и его семью!

– Он вот-вот вернется домой, – глухо сказал Кишан.

– Да, – ответила я.

– И ты выйдешь за него.

– Разве это не то, о чем договорились наши семьи?

– Это…

– Что это?

– Это то, чего ты хочешь? – Кишан обернулся ко мне, протянул руку и пробежал кончиками пальцев по покрывалу, скрывавшему мои волосы. Тонкая ткань, и без того едва державшаяся, соскользнула с моего лица. – Джесубай?

В его устах мое имя прозвучало как ласка. Я вся затрепетала и, хотя мы ни на шаг не приблизились друг к другу, почувствовала, как разделявшее нас расстояние исчезло. Сам воздух сомкнулся вокруг, согревая меня.