Обет без молчания

Бетти немного опешила. Она не ожидала столь горячего приема – в том числе потому, что Борис бурных эмоций не проявил.

– Спасибо, я не голодная, – ответила Бетти. Она знать не знала, что такое голубцы, но если они как ЩИ или ХОЛОДЕЦ, то извините. Лучше не есть вовсе. – А чаю бы выпила.

– И его тебе нальем, – похлопала ее по плечам Мария и обратилась к сыну: – Борюся, покажи девочке, где ванная, туалет. Наверняка она с дороги хочет помыться, в порядок себя привести. Я там полотенчики приготовила чистые.

– Вы сразу с самолета к нам? – обратился к Бетти удивленный Борис.

– Да, но я на час-другой. У меня забронирован номер в отеле. Не волнуйтесь, я не обуза для вас. – Она хотела элегантно выразиться «не буду вам в тягость», но забыла фразу, хотя выучила ее до отъезда.

– Какой еще отель? – возмутилась Мария. – Нет, дорогая, ты остаешься у нас! Сама говорила, что хочешь с Борисом подружиться. Но он же улетает завтра – у вас мало времени.

– Это неудобно.

– Неудобно трусы через голову надевать. Или на потолке спать – одеяло падает.

– Извините? – Бетти попыталась перевести слова на немецкий и решила, что недослышала или недопоняла. Что за дичь? Трусы через голову? И что с потолком? Спать на нем? Как так?

– Мама шутит и говорит, что все ОК, – пришел ей на помощь Борис. – У нас большая квартира, вы не помешаете. А сейчас я покажу вам ее. Прошу.

Когда Бетти осмотрелась, помылась, облачилась в свежую одежду и зашла в кухню, ее ожидал сюрприз. За двадцать минут Мария умудрилась накрыть на стол. На нем чего только нет! И холодные закуски, и горячие, и чай, и компот из ягоды, которую Бетти ни разу до этого не видела, и растреклятый киршвассер.

– Извини, что так скудно, – проговорила Мария сокрушенно. – Я до конца не верила в то, что ты приедешь. Если бы знала, что будут гости, приготовила бы больше. Но скоро дочка с зятем с работы приедут, подвезут продуктов. Если есть какие-то пожелания, озвучивай. Я отличный повар.

– Мам, девушка не голодная, – напомнил Борис.

– Рассказывай мне! Не ела весь день, потому что в аэропортах и самолетах дрянь всякую дают. А я накормлю так, что пузико улыбнется. – И она улыбнулась сама, мягко, по-матерински, а потом еще на своем животе смайл нарисовала. Чудесная женщина эта Мария!

– Спасибо вам за все, – только и могла сказать Бетти.

Борис тем временем разлил киршвассер. Судя по выражению лица, он тоже был не в восторге от этого напитка. Как она поняла, внук Либе пил его только из уважения к памяти бабушки. Бетти тоже не стала артачиться – махнула стопку, передернулась, закусила огурцом, да необычным. Он был как-то диковинно замаринован в горчице и приправлен петрушкой. Как оказалось, Мария, проживающая основную часть времени за городом, сама выращивает овощи и их консервирует.

– Это очень вкусно, – искренне похвалила Бетти. А вот голубцы ей не понравились, наверное, из-за капусты. Она ее с трудом переносила, поэтому и ЩИ не зашли. – И этот салат. – Она указала на что-то томатно-перечное.

– Это лечо. – Мария сунула ей в руку кусок белого хлеба и предложила мокнуть его в маринад. – Рецепт не русский – болгарский.

– Венгерский, – поправил ее Борис. – И нам всем нравится лечо, в отличие от настойки. Давайте не будем себя насиловать и пить ее?

– Но мама ее обожала! Мы отдаем ей дань памяти.

– Мой дед тоже любил киршвассер, – подала голос Элизабет. – Для них с Либе это был особенный напиток. Как я поняла, впервые в жизни они им напились.

– И уснули во дворе на лавках, – поддакнул ей Боря. – История известная. Киршвассер будоражил не их вкусовые рецепторы, а воспоминания. Всякий раз, выпивая стопочку настойки, Либе и Клаус возвращались в те далекие времена, когда были молоды и влюблены друг в друга.

– Они до конца дней остались молодыми и влюбленными друг в друга.

Мария всхлипнула, а затем выдала пронзительное:

– Дааааа!

– Мама, успокойся, – немного сконфузился Борис, но та от него отмахнулась.

– Наша Либе в душе оставалась девочкой до последнего вздоха, и все ее мысли были о Клаусе. Из уважения к моему отцу, а впоследствии к его памяти она не упоминала о дедушке Бетти часто. Если рассказывала иногда, то как о друге детства-юности. Но у нее совершенно менялось лицо, особенно глаза. Они становились мечтательными и как будто наполнялись новым смыслом…

Мария хотела продолжать, но тут из прихожей раздался шум. Сначала скрежет, скрип, грохот, потом голоса – мужской, женский, детский.

– Остальные члены семьи пожаловали, – сообщила Мария.

Бетти и сама это поняла. Внучка Либе с мужем и дочкой вернулась домой.

Через несколько секунд в кухню вбежала девочка – крепенькая, кудрявая, с глазищами в пол-лица. Она сначала бросилась к Борису, исцеловала его перемазанными шоколадом губами, после этого обняла бабушку за ногу, но вскользь и встала перед Элизабет, сведя бровки.

– Ты кто? – требовательно спросила она.

– Меня зовут Бетти. А тебя?

– Кетти, – после небольшой заминки ответила девчушка.