— Сначала он собирался сменить только имя. Его ведь, вдобавок ко всему, зовут Адольфом. Как Гитлера. Адольф Танненбаум. Но потом он припомнил все хамские выходки, которые ему приходилось терпеть в Германии, и решил взять себе какую-нибудь типично английскую фамилию. Но и эта фаза продолжалась недолго. Танненбаума потянуло к полной анонимности. Он выяснил по адресной книге, какая фамилия самая распространенная в Америке. И в итоге выбрал фамилию Смит. Смитов здесь десятки тысяч. Какой-нибудь там Фред Смит. Для него такая фамилия почти все равно что Никто. Он будет счастлив раствориться в безграничном море Смитов. Завтра его мечта исполнится.
Танненбаум родился и много лет прожил в Германии, но никогда вполне не доверял ни немцам, ни остальным европейцам. Он пережил немецкую инфляцию с 1918 по 1923 год и вышел из нее полным банкротом.
Как и многие другие евреи в империи Вильгельма II, Танненбаум был пламенным патриотом — в те годы антисемитизм считался вульгарным, а евреи могли пробиться в высшие слои общества. Все свое достояние он вложил в военный заем 1914 года. В 1923 году, когда инфляция наконец закончилась и курс новой марки к старой бумажной замер на уровне четыре за миллиард, ему пришлось объявить о банкротстве. Этой катастрофы он не забывал никогда и впредь вкладывал все свои сбережения только в американские банки. За инфляцией в Австрии и во Франции он осторожно наблюдал со стороны и не понес особых потерь. К 1931 году, когда за два года до прихода нацистов к власти была неожиданно введена блокада немецкой марки, Танненбаум уже благополучно переправил за границу большую часть своих капиталов. Свое немецкое дело он тем не менее не бросил. Блокаду немецкой марки так никогда и не сняли. Это обернулось гибелью для многих тысяч евреев, которые не могли перевести деньги за границу и вынуждены были оставаться в Германии. По злой иронии тот самый банк, крах которого и привел к блокаде, оказался еврейским, а ввело ее демократически избранное правительство. В результате путь к бегству немецким евреям был отрезан, а затем они были обречены на смерть в концлагерях. В высших кругах национал-социалистов этот парадокс считали одной из лучших шуток всемирной истории.
В 1933 году Танненбауму быстро дали понять, кто в стране хозяин. Все началось с обвинений во всевозможном мошенничестве. Потом какая-то женщина заявила, будто он изнасиловал ее несовершеннолетнюю дочь — практикантку в одном из его магазинов — и потребовала пятьдесят тысяч марок отступного. Танненбаум, даже в глаза не видевший эту девушку, понадеялся на остатки немецкой юстиции. Он предложил передать дело в суд. Однако ему быстро растолковали, что к чему. При второй попытке вымогательства он был вынужден уступить. Однажды вечером к нему заглянул секретарь уголовной полиции, присланный каким-то партийным бонзой, и в двух словах объяснил, какая судьба ждет Танненбаума, если тот вовремя не возьмется за ум. На этот раз у него потребовали гораздо большую сумму. За это Танненбауму и его семье предложили возможность бежать через голландскую границу. Этим обещаниям Танненбаум не поверил, однако другого выбора у него не оставалось. В конце концов он подписал все, что от него требовали. А потом случилось то, на что он никак не рассчитывал. Его семейство — жену и дочь — и в самом деле переправили через границу. Через два дня, получив от них открытку из Амстердама, Танненбаум передал вымогателям остатки своих немецких акций. Еще через три дня он и сам оказался в Голландии. Ему попались честные обманщики. В Голландии разыгрался второй акт этой трагикомедии. Прежде чем Танненбауму удалось получить американскую визу, срок его паспорта истек. Он попытался продлить его в немецком посольстве. Однако в Голландии у него почти совсем не было денег. Все свои средства он разместил в Америке таким образом, что выдать их могли только ему в собственные руки. Так и получилось, что в Амстердаме Танненбаум превратился в нищего миллионера. Деньги пришлось брать взаймы. Он получил их без особого труда. Ему удалось даже продлить свой паспорт и наконец получить американскую визу. Прибыв в Нью-Йорк, вынув из сейфа пачку своих акций и облобызав ее, он тут же решил стать американцем, сменить имя и навсегда забыть о Германии. Забвение было неполным — Танненбаум стал помогать эмигрантам, высадившимся на американский берег.
Он оказался человеком с изящной внешностью, тихим и скромным, — короче, совсем не таким, как я его себе представлял. Мою благодарность за поручительство он незамедлительно отверг.
— Мне это не стоило ни гроша, — улыбаясь, объяснил он. Он провел нас в салон, переходивший в громадную столовую. Я застыл в дверях.
— Боже мой! — вырвалось у меня.