«Обезглавить». Адольф Гитлер

— В военную комендатуру звонят неизвестные лица, требуют освободить заложников и грозят убийством офицерам и солдатам фюрера.

Нагель недовольно засопел. В гестапо, в тюрьму тоже поступают сотни таких писем, раздаются такие же телефонные звонки.

— Не кажется ли вам, господин барон, что всем этим руководит опытный в организации Сопротивления человек?

Нагель помрачнел, расценив вывод Фолькенхаузена, как упрек гестапо. Достал сигарету, закурил и только после этого сказал:

— Гестапо располагает информацией об этом человеке. Сегодня о нем будет знать весь Брюссель. Жизнь его оценена в двадцать пять тысяч немецких оккупационных марок. Думаю, среди бельгийцев найдутся такие, которым нужны деньги.

— Кто этот человек, если не секрет?

Нагель часто задымил, нервно забарабанил пальцами по столу.

— Полковник бельгийской армии Киевиц. По агентурным данным, он был на командном пункте короля Леопольда во время капитуляции и выступил против нее с категорическим протестом. Затем он куда-то исчез, а сейчас оказался в Арденнах.

— Надеюсь, он будет арестован?

— Бесспорно. Сегодня ночью я арестовал его жену. Она в тюрьме! Если этот Киевиц не явится в гестапо, уничтожим. Его тоже ожидает казнь! — заявил Нагель с обычной для него решимостью и через минуту-другую продолжил уже спокойно, но требовательно, — Что вы предлагаете? Отменить казнь заложников и продемонстрировать бельгийцам наше бессилие найти убийцу?

— Нет, нет, — запротестовал Фолькенхаузен, — ни за что! Справедливость должна восторжествовать. Заложников следует казнить.

— Так что же вы предлагаете? — еще раз повторил свой вопрос Нагель.

Фолькенхаузен убрал с груди по-наполеоновски сложенные руки, подошел к столу, где сидел Нагель, ответил, несколько растягивая слова, словно осторожно вкладывая их в сознание шефа гестапо.

— Заложников, господин барон, по-моему глубокому убеждению, следует вывезти в Германию.

Нагель обратил на него холодный, недоуменный взгляд.

— Что? Вывезти в Германию? — не понял он генеральской мысли.

Предложение Фолькенхаузена оказалось для него таким неожиданным, что он но смог по достоинству оценить его.

— Да, да, — произнес с особым, настоятельным утверждением Фолькенхаузен, — Их надо немедленно удалить из Брюсселя, из Бельгии.

— Что это даст?

— Прежде всего разрядит напряженную обстановку в городе, что весьма важно в данный момент.

— Но их все равно казнят, — напомнил Нагель, — Казнят.

— И пусть. Но сделают это потом. Позже. Когда на улицах Брюсселя не будет столько озлобленных бельгийцев.

«И вооруженных бельгийских офицеров», — подумал Нагель, постепенно склоняясь к тому, что Фолькенхаузен прав.

— А там, в Германии, можете делать с ними все, что захотите — казнить или миловать. Но сейчас надо спасать положение, — настойчиво развивал свою мысль генерал. — Я думаю, что это является главным и для меня, коменданта, и для вас, шефа гестапо бельгийской столицы. Надеюсь, вам небезразлично, что может произойти в Брюсселе, если вы здесь казните заложников.

Убежденная и аргументированная речь генерала сломила Нагеля.

— Да, конечно, небезразлично, — согласился он.

Воодушевленный этим согласием, Фолькенхаузен продолжал:

— Следует немедленно распространить по городу слух, «что заложники будут отправлены в Германию. Но для какой цели, можно не указывать. Пусть бельгийцы сами ломают головы над эти вопросом. Это охладит их пыл, подаст надежду, что казнь могут отменить, и протестовать сейчас нет смысла.

— Но тогда террористка может не явиться к нам, — усомнился в стройности, непогрешимости мысли генерала Нагель.

— Не думаю, — ответил Фолькенхаузен. — Надо знать, вернее, предполагать ее психологию. К явке к вам ее должно привести сознание вины перед заложниками. Но разве отправка в Германию на работу или на казнь мажет изменить ее положение? Ее вина перед заложниками и их семьями остается прежней и неминуемо приведет к нам, — Фолькенхаузен, довольный собой, вновь по-наполеоновски сложил руки на груди. — Не так ли, господин барон? Или у вас имеются другие соображения?

Нагель сдержанно улыбнулся гибкости ума Фолькенхаузена, проявившего завидную предусмотрительность.

— Я воспользуюсь вашим советом, господин генерал, — выразил он благодарность Фолькенхаузену. — Только доложу об этом в Берлин.

— Да, да, пожалуйста, — ответил польщенный Фолькенхаузен.

* * *

15 декабря 1941 года конспиративная квартира на авеню Ватерлоо для Киевица и Деклера стала штабом, из которого они руководили протестом бельгийцев против казни заложников.

Разложив на столе топографическую карту Брюсселя, Киевиц (в какой уж раз!) рассматривал расстановку боевых групп, прослеживал маршруты их отступления по городу после совершения убийств немецких офицеров. Его взгляд скользил по карте, обозначенным на ней улицам, паркам, каналам, и он мысленно представлял, как восемь боевых групп по два-три человека в каждой, будут отходить в места надежного укрытия, к поджидавшим их автомашинам.