Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом?

Не следует ли из всего этого, что видимую Вселенную нельзя считать творением Бога? Нет ли здесь опасности впасть в манихейство и гностицизм, чьи последователи утверждали, что наш прекрасный мир, с его лилиями полевыми, дикими ослами и рыкающими львами, чей Создатель столь поэтично восхваляется в Библии, возник из-за злой воли какого-то существа? Ответ на этот вопрос довольно прост: Бог является Творцом всех окружающих нас вещей, которые были, есть и которым еще только предстоит возникнуть. Но вот то, какими мы их воспринимаем, то, как нам дана Богом сотворенная полнота реальности, – это следствие нашего падшего и прискорбного состояния, на которое указывали все без исключения отцы Церкви. Эту первозданную реальность можно сравнить со звучащей вдали прекрасной симфонией, из которой до нашего поврежденного слуха долетают лишь отдельные ноты, в своей отрывочности кажущиеся подчас резкими и дисгармоничными.

В житии святого Мартина Турского можно прочесть, как он встретил на улице жалкого оборванного попрошайку, трясущегося от холода. Мартин сжалился над нищим и поделился с ним половиной своего плаща. А на следующую ночь Мартину во сне явился Христос в сиянии славы и сказал: «Под видом того оборванца тебе предстал Я». Кто знает, может быть, в обличье самых жалких и презренных вещей перед нами предстают прекрасные создания Божьи – в которых мы, в силу своей греховной ограниченности, не способны разглядеть изначальный замысел Творца? Бог создал все сущее, вплоть до самого последнего глиста, но мы видим его не в том состоянии, в котором оно было сотворено. Традиционное христианское восхищение перед величием дел Бога-Творца в полной мере оправдано. Ведь даже если сейчас, изъеденный тлением, мир кажется нам столь прекрасным, то насколько же прекраснее он был изначально, по ту сторону видимых вещей?

Святые отцы нередко сравнивают человека с царем. Например, св. Григорий Нисский пишет: «Творец всего приготовил заранее как бы царский чертог будущему царю: им стала земля, и острова, и море, и небо… Поэтому последним из творений был введен человек: не потому, что как нестоящий был отринут в последние, а потому, что был призван сразу стать царем подвластного ему»[152]. Согрешив, человек утратил царственное достоинство. Подходя к зеркалу, царь видит в своем отражении нищего – и ему представляется, что он родился от нищенки и всегда пребывал в этом жалком состоянии, полном страданий. Из учения о Евхаристии видно, насколько сильно с христианской точки зрения наше восприятие реальности расходится с истинным положением дел. В Причастии Кровь и Тело Спасителя подаются нам под видом хлеба и вина – может быть, и под оболочкой других видимых вещей скрывается нечто такое, что наш падший разум не в силах вместить?

«Такими ли сотворены видимые твари, как они выглядят сейчас? Видимые твари сотворены не такими, какими видим их ныне. При сотворении все было добро зело, то есть чисто, прекрасно и безвредно»[153], – можно прочесть в «Катехизисе» св. Филарета Московского. Единая реальность, сотворенная Богом, разворачивается перед нашими глазами в форме пространства и времени. «Проходит образ мира сего» (1 Кор. 7: 31). Одни вещи сменяют друг друга – но в сфере изначального, не поврежденного грехом творения они пребывают вечно и одновременно в ненарушимой гармонии. «Бог бессмертен и все, что Он Сам делает, бессмертно. А все смертное, наблюдаемое в этом чувственном мире, все ломкое и преходящее либо мы сами делаем в блужданиях наших неразумных движений, либо этому дозволено происходить вследствие нашего преступления»[154], – говорит Эриугена.

9. Наука и Откровение

В мире, который мы видим вокруг себя, смерть – это вечный спутник всего живого. Насколько возможно проникнуть взором в глубину веков, в истории Земли видны только смерть и хищничество, и человек в нынешнем его виде лишь продолжает собой длинный эволюционный ряд, движущей силой которого является взаимное истребление. Сцены доисторической жизни напоминали кровавую оргию, а не вегетарианскую идиллию. Уже у самых первых многоклеточных организмов (если не считать загадочных вендобионтов[155]) имелись приспособления, которыми они хватали и пожирали друг друга. Чего только стоят предназначенные для захвата добычи шипастые «щупальца» кембрийского аномалокариса – морского хищного членистоногого метровой длины. Следы его рта, больше похожего на зажим для дрели, были найдены на панцирях трилобитов, которыми аномалокарис, по-видимому, питался.