Обезьяна и Адам. Может ли христианин быть эволюционистом?

Свой основной труд – «Теория распада вселенной и вера Отцов» – еп. Василий написал уже в постсоветской России, в Троице-Сергиевой лавре, где он провел полгода по приглашению патриарха Алексия II. Но идея этого сочинения, по признанию самого владыки, пришла ему еще в молодости, когда он незадолго до войны учился в аспирантуре при Лондонском университете. Среди прочих достопримечательностей Лондона 22-летний Владимир посетил Музей естественной истории в Южном Кенсингтоне. Увиденное его «буквально ослепило». Статуя Дарвина, огромный скелет диплодока, занимающий весь центральный холл, экспонаты «настолько серьезные, так умно расставленные, с такой глубокой идеей» – все это заставило Владимира, воспитанного в глубоко религиозной среде, растеряться. «В Югославии все было ясно: теория эволюции – научная фантастика, ее нет, есть только Библия! Но здесь – все рухнуло: „неужели это правда?“» Ошеломленный Владимир бросается в библиотеку и пытается осмыслить увиденное. Как согласовать этот мир эволюции с миром Божьим, о котором повествует Библия? И решение приходит: «этот мир есть, но он не здесь, здесь – результат грехопадения» [262].

Эта интуиция и легла в основу книги, написанной еп. Василием более чем полвека спустя. В ней владыка указывает, что нынешний физический универсум мало чем напоминает творение всеблагого Бога – «везде борьба, природные катаклизмы, „космические болезни“, смерть. Жизнь на нашей планете прямо зависит от смерти тех, кем мы питаемся»[263]. По словам еп. Василия, «Дарвин говорил о „мире сем“, основываясь на свидетельствах костных останков, а Библия повествует о „Рае Сладости“»[264]. Еп. Василий справедливо отмечает: «и самый „биг бэнг“, и все, что за ним следует в развивающейся и расширяющейся вселенной с ее распадом… мало соответствует словам Божьим в Библии после творения мира: „и стало так“ и „хорошо весьма“»[265].

Из-за грехопадения, пишет владыка, облик первоначального творения радикально изменился, произошел «полный распад из-за греха всей нашей вселенной», наступила «разбитость грехом всего мира и превращение его в „мир сей“»[266]. Эту мысль еп. Василий отстаивает, обращаясь к наследию великих каппадокийцев и св. Максима Исповедника: «Святоотеческое богословие видит весь мир сотворенным вечным и бессмертным, перешедшим в состояние временности и смертности лишь в результате греха»[267]. По словам владыки, «грех коренился в самой сердцевине человеческого духа, избравшего дьявольскую систему мира, состоящую во взаимном поедании друг друга, „чтобы жить самому“. Сопровождавший такой выбор шок был столь сокрушительным, что во мгновение ока перестроилась Вселенная»[268]. Тленный космос приходит на смену изначальному творению, гармоничному и совершенному. Еп. Василий упоминает, «что мы стоим перед проблемой „какого-то другого мира“, предшествовавшего Великому взрыву, в значительной степени отличающегося от мира нашего», куда «естествознание не может проникнуть принципиально»[269]. Этот утраченный мир воссияет только в конце времен, когда произойдет «возвращение к первотворению и восстановление во Христе и Христом первобытного единства».

Люди должны были позаимствовать свою телесную организацию от животных в наказание за грех, совершенный в ином состоянии бытия. Из рая человек изгоняется «на эту землю в „несовершенной“ вселенной – в долгом эволюционном многовековом прошествии»[270]. Еп. Василий предостерегает от того, чтобы искать следы рая или его обитателей на Земле. Первых представителей нашего вида, например так называемую «митохондриальную Еву»[271], нельзя отождествлять «с библейскими Адамом и Евой – по той простой причине, что их творение в Раю не включается ни в какую историю нашей планеты: между этим творением и предками, обнаруженными на нашей планете, лежит бездна грехопадения»[272]. Вложить бы эти слова в уши тех, кто до сих пор пытается интерпретировать библейский рассказ об Адаме и Еве в терминах эволюционной антропологии!