Философ далек от того, чтобы по-гностически приписывать сотворение нынешнего мира падшей душе. Он не представляет дело так, будто продуктом объективации духа является телесная природа как таковая. «Мое тело входит в целостный состав моего образа, моей личности, я не бестелесный дух. Но телесный состав человека находится в том состоянии природного мира, которое порождено объективацией… Телесный мир может выйти из объективности и войти в субъективность, т. е. войти в дух, в духовное состояние. Это есть путь преображения природного мира»[255].
Для Бердяева, как и для отцов Церкви Востока, судьба человека переплетается с судьбой всего космоса. «Человек – верховный центр мировой жизни, она пала через него, и через него она должна подняться… Мое спасение и преображение связано не только со спасением и преображением других людей, но также со спасением и преображением животных, растений, минералов и каждой былинки, с введением их в Царство Божье»[256]. В конце времен мир объектов как бы рассосется, чтобы вновь вернуться к первооснове, к тому состоянию, в каком сущее было сотворено Богом: «метафизический и гносеологический смысл конца мира и истории означает конец объектного бытия», «человек как нумен в начале, и человек как нумен в конце»[257].
Бердяев и другие русские религиозные философы, оказавшись на чужбине против своей воли, пробудили у многих западных интеллектуалов интерес к православной традиции. Одним из них был Оливье Клеман – видный французский богослов и профессор Свято-Сергиевского православного института в Париже. Будучи выходцем из атеистической среды, в 1951 году, в 30-летнем возрасте, он принял крещение в православной церкви. Св. Григорий Нисский, св. Максим Исповедник и философия Бердяева стали для него главными интеллектуальными ориентирами при осмыслении научной картины мира с христианских позиций. Свои мысли на этот счет он изложил в эссе «Смысл Земли. Заметки о православной космологии» (1967).
В отличие от большинства своих западных коллег, которые без колебаний отождествляли эволюцию с процессом сотворения мира, Клеман видел в ней последствие грехопадения, деформировавшего первичный порядок бытия: «то, что наука называет эволюцией, в духовном плане представляет собой процесс объективации, отчуждения первого Адама как всеобщего Человека, включающего все человечество и всю вселенную»[258]. Это отчуждение сказалось на всем, что мы видим в окружающем мире: «святые отцы, углубившись во множество библейских сведений, показали, что грехопадение представляло собой настоящую космическую катастрофу, затемнение райского модуса и возникновение нового способа существования во всей вселенной»[259].
Клеман подчеркивал, что «человек уже не видит подлинный мир – такой, каким его создал Бог во славе своей, – ибо в творении нам более не открывается Творец. Он видит вселенную по образу своего падения, он строит мир по образу своему… Появляются время истощения и смерти, пространство, которое разделяет и замыкает, непроницаемая детерминированная материальность – зеркало нашей духовной смерти»[260]. Первоначальный облик творения скрыт от нас, мы находимся в плену у своего восприятия. «Мир в падшем состоянии, когда человек ощущает его не преображенными чувствами, – не вполне реален. Он также и не полностью иллюзорен, хотя его состояние отчасти стало результатом онтологической лжи, которой его предал „отец лжи“… Геология и палеонтология со всеми их открытиями неизбежно останавливаются перед вратами рая, потому что он представляет собой иное состояние бытия. Наука не может подняться выше грехопадения, так как она включена в вызванное им состояние космоса, так как она неотделима от временных, пространственных и материальных условий, появившихся в результате разрушения райского состояния»[261].
Епископ Василий (Родзянко), рассказом о котором я завершу этот исторический обзор, также принадлежал к миру зарубежного православия. В 1920 году пятилетним мальчиком он вместе с родными покинул Россию, чтобы прожить большую часть жизни в эмиграции – сначала как священник и ведущий русскоязычных передач на BBC, затем как епископ Православной Церкви в Америке. Маленький Володя (имя еп. Василия в миру) не был очевидцем кровавых событий у себя на родине, но отзвуки революции все равно настигли его. Он был внуком последнего председателя царской Думы Михаила Родзянко, одного из инициаторов отречения Николая II от престола. В гувернеры к Володе взяли бывшего офицера Белой армии, который – как оказалось – тайно ненавидел Родзянко-деда за участие в событиях февраля 1917 года. Свою ненависть он вымещал на внуке, тайно избивая и истязая его. Только спустя много лет будущий епископ Василий осмелился рассказать об этом матери: «Не будь того, что случилось со мной в детские годы, не стал бы я тем, кем я являюсь сейчас».