Обезличенные (СИ)

Гошке было странно слышать такие вопросы из уст взрослого человека. Так было принято в этом мире — каждый сам за себя. Проявление сострадания — проявление слабости, так внушалось всем, начиная со школьной скамьи и никто не видел в подобном утверждении ничего предосудительного.

Дома Гурий сам наложил фиксирующую повязку, закинул в рот пару таблеток анальгетиков и растянулся на диване, лишая Гошку возможности даже присесть. Каждый сам за себя, так кажется звучал местный девиз.

Гошка смущенно топтался рядом, ощущая странную неловкость от присутствия Гурия. Почему-то, когда он был рядом, Волкову начинало казаться, что мир, окружающий его, ненастоящий, что люди, ежедневно виденные им повсюду, играют какие-то навязанные роли, настолько неестественно теперь выглядело в Гошкиных глазах их поведение. А спустя некоторое количество времени Гурий начал задавать вопросы, от которых Гошке становилось откровенно не по себе. Как-то, сидя на все том же диване и баюкая покалеченную ногу, доктор задал Гошке первый такой вопрос.

«Гоша, вы помните свое детство? Как оно прошло?» — интонация и сама тема беседы звучала располагающе, уютно и по-домашнему, однако простой вопрос заставил Гошкино сердце колотиться у горла.

«Обычно, — пожал он плечами, — как у всех.»

И неожиданно понял, что больше ничего не может добавить к сказанному. Картинки, рисующиеся в его памяти, напоминали обрывки рекламных буклетов про детские санатории и базы отдыха. До нынешнего дня Гошка считал это вполне обычным, и не придавал никакого значения тому, что не может вспомнить имена своих друзей, с которыми он проводил свое детское время.

«Чем вы занимались, когда вам было пять лет, Гоша? — продолжал интервьюировать доктор, — вот когда мне было шесть, я полез с пацанами на гаражные крыши и сорвавшись, разрезал ногу. Было очень больно, а главное, очень обидно, потому что из-за этого меня не взяли на рыбалку с ночевкой. Вы когда-нибудь ездили на рыбалку?»

Гошка ни разу не слышал такого понятия, поэтому с сожалением пожал плечами, отчаянно вспоминая, о чем он мог бы рассказать любопытному Гурию.

«Однажды я ездил на какую-то экскурсию, — неуверенно начал Гошка, ворочая в памяти непослушные обрывки, — хотя, это я кажется видел в каком-то фильме. Нет, Гурий, я ничего не могу вспомнить из своего детства. Не знаю, почему, не спрашивайте»

От подобных упражнений у Гошки разболелась голова и потемнело в глазах. На краткий миг перед внутренним взором промелькнула широкая мраморная лестница с покрашенными в коричневый цвет деревянными перилами и исчезла, оставляя странные сожаления.

«Как звали вашу первую девушку? — не отставал Гурий. — эти знания навсегда остаются в голове, даже если и имеют негативные оттенки. Моя первая девчонка училась со мной в одном классе, нам было пятнадцать, и я пригласил ее в гости. Лиля страшно смущалась, и до самого главного у нас так и не дошло, однако эти воспоминания живы во мне до сих пор. А вы, Гоша, каким был ваш первый раз?»

Какой странный доктор, в который раз подумал обескураженный Волков, слушая столь интимные откровения. Ему хотелось тоже рассказать Гурию что-нибудь шокирующее, однако, кроме понимания необязательности создания семьи и воспитания детей, в голову ничего не лезло. В современном обществе не пропагандировалось семейное счастье, как таковое, удачно заменяясь на постулаты об удобном одиноком существовании. Отсутствие ответственности, избавление от обязанностей, а также низкие моральные планки делали современных людей свободными, а значит, счастливыми. Это все, что мог отыскать Гошка в своей гудящей голове. До этой минуты Волков воспринимал себя абсолютно самодостаточным и счастливым, поскольку жил один, детей не имел, ответственности не нес, а насчет морали предпочитал не задумываться надолго. Но именно в эту минуту он остро позавидовал сидящему на его диване безработному, неизвестному и нищему бродяге, неизвестно откуда свалившемуся на его голову. У Гурия были воспоминания его собственной жизни, ни обезличенные и усредненные, а лично его, и это делало самого Гошку необычайно пустым. Мимолетные знакомства, легкие и приятные, поощряемые всеми, теперь воспринимались Гошкой как что-то в высшей степени омерзительное и тоже пустое.

«Расскажите мне что-нибудь о ваших друзьях, — неожиданно для себя попросил Гошка и присел прямо на пол. — пожалуйста, я хочу знать.»