Обезличенные (СИ)

«Я не могу назвать того человека своим лучшим другом, — тут же с готовностью отозвался Гурий, — я даже сомневаюсь, что он успел мне стать просто хорошим приятелем, однако я хорошо его запомнил. Он воспитывался в интернате, куда привела его собственная мамаша, наигравшись со своим бойфрендом в дочки-матери. Но несмотря на суровые казенные условия, он вырос вполне отзывчивым человеком, хоть и не слишком грамотным. Мне запомнилась его вечная готовность поддержать, прийти на помощь, весьма редкие качества в современном мире, согласитесь? Он очень хотел казаться брутальным, неэмоциональным, однако его широкая душа никак не позволяла долго таскать эту маску. Он был очень сострадательным. Ну и смелым, само собой. Я не отказался бы снова увидеться с ним.»

Гошка слушал весьма обрывочные и размытые сведения и больше не испытывал неприязни к тому неизвестному. В нем рождалась зависть, но это была здоровая зависть, замешанная на уважении.

«У вашего недоприятеля было какое-нибудь имя? — проговорил Гошка, когда Гурий примолк, — и почему вы все время говорите о нем в прошедшем времени, что с ним случилось?»

«Он умер пару месяцев назад, от сердечного приступа, так сказали врачи, но я склоняюсь к мысли, что сам я немало поспособствовал его уходу. А звали его, по странному стечению обстоятельств, так же, как и вас, Георгий. Однажды он рассказал мне весьма забавный случай, произошедший на школьной линейке. Это был самый первый день, проведенный Гошей в городской школе.»

Пока Гурий излагал свои мемуары о почившем приятеле, перед Гошкиными глазами промелькнула та самая мраморная лестница с крашеными перилами и ощущение весьма болезненного полета, позволившего пересчитать те самые ступени собственной задницей. Еще до того, как Гурий решил продолжить повествование, Гошка знал, чем оно окончится.

«Тот ваш приятель свалился с лестницы, под хохот всей школы, а после еще долго не мог сидеть на отбитой заднице,» — торопливо пробормотал Гошка и испуганно примолк, поразившись выражению лица своего постояльца. Оно выражало откровенное торжество.

«Да, Гоша, так и было, — улыбнулся доктор, — я же говорю вам, тот человек оказался невероятно сильным и упрямым. А сейчас, я предлагаю немного поспать, моя нога немного поутихла и может мне предоставить небольшой отдых.»

До самого рассвета Гошка вертелся на полу, вспоминая не сколько рассказы загадочного Гурия, сколько те ощущения, что возникали следом за ними. Гурий ясно сказал, что его приятель умер пару месяцев назад, но в этих весьма конкретных словах все равно слышалась недосказанность. Желая немного отвлечься, Гошка вытянул из кармана свой телефон и открыл сделанные вчера фотки. На всех десяти изображениях фигурировали темные окна и двери с надписями «не прислоняться». По Гошкиной творческой задумке, эти фото могли бы стать частью коллекции, способной поразить воображение пользователей. Так было вчера днем, пока замысел зрел и креп, сейчас же все это выглядело белой мутью, без смысла и подтекста. Гошка без сожаления удалил весь бред, приготовленный к публикации и на пробу открыл предыдущие свои работы. За последние сутки они все набрали по паре сотни плюсов, а под некоторыми висели весьма обнадеживающие комментарии на тему «так держать». Гошка еще раз внимательно рассмотрел шедевры и тоже без сожаления выкинул их с публикации. Валяющейся на земле кирпич и смятая салфетка на полу кафе, возможно, и выглядела эстетическим апофеозом в чьих-то глазах, но теперь Гошка видел в них просто салфетку и кирпич. «Какой ерундой я занимаюсь? — пронеслось в голове, — Гурий тысячу раз прав, тупой интернатский воспитанник куда умнее, чем я.»

После этого в голову полезли мысли о собственном образовании, о котором Гошка тоже имел весьма смутное понимание, потом он еще пару раз обратился к рассказам постояльца, а потом крепко заснул.