Объясняя постмодернизм

Если все понятия номинальны, то нет оснований проводить различие между синтетическими и аналитическими суждениями[109]. Все суждения становятся апостериорными и случайными. Следующим шагом становится логический релятивизм. Логические принципы сконструированы из понятий. Поэтому логические принципы не выведены из реальности, но выбраны нами: «Принципы логики и математики универсально истинны, так как мы не позволяем им быть иными»[110]. Логические принципы сводятся к тому, какие формулировки мы «готовы» принять, в зависимости от того, насколько нам нравятся последствия принятия какого-либо принципа[111]. Логическое обоснование, писал Рорти об учении Куайна, «не есть дело специального отношения между идеями (или словами) и объектами, а является предметом разговора, социальной практики»[112]. Но что, если кому-то не нравятся последствия принятия того или иного логического принципа? Что, если разговорные или социальные практики меняются? Если правила языка и логики условны, то что мешает принять другие правила по какой-либо причине? Абсолютно ничего. То есть правила логики и грамматики также конвенциональны, как и другие обычаи, такие как ритуалы приветствия путем рукопожатия, объятий или потирания носов. Следовательно, ни одна из форм приветствия, как и никакая логическая система, объективно не является более правильной, чем любая другая.

К середине 1950-х годов эти выводы стали общим местом. Язык и логика стали рассматриваться как конвенциональные и самореферентные системы, а не объективные, основанные на реальности инструменты сознания.

От кризиса логического позитивизма к Куну и Рорти

Следующий шаг сделал Томас Кун. Его ключевая работа «Структура научных революций», опубликованная в 1962 году, подвела итог развития аналитической философии за четыре десятилетия и обозначила тупик, в который она зашла. Раз инструментами науки служат восприятие, язык и логика, то наука, любимое дитя Просвещения, всего лишь развивающаяся, социально обусловленная инициатива, которая может претендовать на объективность ничуть не больше, чем любая другая система взглядов. Представление, что наука говорит о реальности или истине – это иллюзия. Универсальной истины не существует, есть только разные истины, и они меняются[113].

Поэтому к середине 1960-х годов в англо-американской традиции доводы в пользу объективности и науки иссякли.

Ричард Рорти, самый известный из американских постмодернистов, сводит эти аргументы к антиреализму. Как заявил Кант два столетия назад, мы абсолютно ничего не можем сказать о ноуменах, о том, что действительно реально. Антиреализм Рорти – это в точности такой же довод:

«Когда мы говорим, что нужно покончить с представлением об истине там, вовне, которая ожидает, когда же мы ее откроем, мы вовсе не говорим об открытии, что там, вовне, нет никакой истины. Мы говорим лишь, что нашим целям в большей мере отвечало бы, если бы мы перестали считать истину чем-то, находящимся в глубине, темой философского интереса, а термин „истинное“ – заслуживающим „анализа“. „Природа истины“ – тема невыгодная, сходная в этом отношении с „природой человека“ или „природой Бога“ и отличная от „природы позитрона“ или „природы эдиповой фиксации“»[114].

Выводы: вакуум, оставленный для постмодернизма

Говоря о состоянии англо-американской философии после Куна, историк философии Джон Пассмор прямо и точно сформулировал: «Возрождение кантианства настолько повсеместно, что с трудом поддается иллюстрации»[115].

Различные аналитические школы начинали с вывода Канта о том, что метафизические вопросы неразрешимы, противоречивы, бессмысленны и должны быть отброшены как полный абсурд. Философам следует поумерить свой пыл и смириться с интерпретацией своей дисциплины как чисто критической и аналитической деятельности. Частью этой деятельности на ранних этапах аналитической философии был поиск универсальных и необходимых структурных свойств грамматики и логики. Но, не найдя внешней метафизической основы языка и логики, философы отступили еще дальше в область субъективности и психологии. Там они обнаружили, что субъективное и психологическое крайне конвенциональны и изменчивы, и поэтому были вынуждены заключить, что язык и логика не только не имеют отношения к реальности, но и сами конвенциональны и изменчивы. Poor thing!

Затем встал вопрос о статусе науки. Представители аналитической философии решили, неизвестно по какой причине, что им нравится наука и поэтому они будут анализировать ее понятия и методы. Но теперь они должны были задать себе вопрос, как призывал их Пол Фейерабенд: чем наука особенна? Почему не анализировать понятия и методы теологии? Или поэзии? Или черной магии?[116]