Объясняя постмодернизм

Джо – это продукт. Он – сконструированная часть принудительной и дисфункциональной конкурентной системы, которая покрыта лоском порядка и комфорта[288]. Он не подозревает о разрыве между видимостью комфорта и реальностью принуждения, не понимает, что он винтик в искусственной технологической системе, – не понимает оттого, что плоды капитализма, которые он производит и, как ему кажется, с удовольствием потребляет, вытягивают из него жизненную энергию инстинктов, делая его физически и психологически инертным.

Итак, Маркузе предложил новому поколению будущих революционеров объяснение того, почему капитализм в 1950-е и начале 1960-х казался миролюбивым, толерантным и прогрессивным, хотя, как точно знал каждый хороший социалист, он не может таким быть, и почему рабочие были такими неутешительно нереволюционными. Капитализм не просто повергает массы в состояние угнетения, он также подавляет людей в психологическом, а точнее, в психоаналитическом смысле.

Но все еще хуже, так как в той степени, в которой Джо способен думать о своей ситуации, он слышит, что его мир описывается в терминах свободы, демократии и прогресса – словами, которые имеют для него лишь призрачное значение и которые были искусно изготовлены и скормлены ему апологетами капитализма, чтобы удерживать его от глубоких мыслей о своем истинном существовании. Джо – это «одномерный человек», запертый в «тоталитарной вселенной технологической рациональности»[289], позабывший второе реальное измерение человеческого существования, где находятся истинные свобода, демократия и прогресс[290].

При достижении капитализмом этой циничной стадии развития, на которой капиталистическое угнетение замаскировано благочестивым лицемерием, разглагольствующим о свободе и прогрессе, капитализм становится еще более циничным в силу того, что он может нейтрализовать и даже ассимилировать любое инакомыслие и критицизм. Создав монолитную технократию – машины и бюрократии и массового человека и корыстную идеологию, – капитализм может притвориться, что он открыт критике, позволяя некоторым радикальным интеллектуалам мыслить иначе. Во имя «толерантности», «широты взглядов» и «свободы слова» некоторым одиноким голосам будет позволено возражать и бросать вызов Левиафану капитализма[291]. Но все прекрасно знают, что из критики ничего не выйдет. Даже хуже, видимость открытости и толерантности будет служить только на руку капитализму. Следовательно, капиталистическая толерантность – это вовсе не настоящая толерантность, это «репрессивная толерантность»[292].

Так был ли ранний пессимизм Хоркхаймера обоснованным? Был ли урок, преподанный тридцать лет назад, все еще актуальным и перспектива наступления социализма совершенно безнадежной? Если капиталистический контроль способен переварить даже возражения своих самых непреклонных критиков, какое оружие остается для революционера?

Если у социализма есть шанс, ему нужна более экстремальная тактика.

Психология Фрейда снова дает нам ключ. Как и в случае подавления бессознательного механизмами цивилизации, придавливание капитализмом человеческой природы не может проходить совершенно гладко. Фрейд объяснил, что подавленные импульсы подсознания иногда вырываются в форме иррациональных неврозов, угрожая стабильности и безопасности цивилизации. Франкфуртская школа научила нас тому, что организованная технократия капитализма подавила большую часть человечества, вытесняя значительную долю его энергии в подполье, но эта вытесненная энергия все еще существует и потенциально может взорваться.

Итак, заключил Маркузе, подавление капитализмом человеческой природы может быть спасением социализма. Рациональная технократия капитализма придавливает человеческую природу до такого предела, где она вырывается наружу в иррациональных проявлениях – в насилии, криминале, расизме и всех прочих патологиях общества. Но, провоцируя эти иррациональные вспышки агрессии, новые революционеры могут уничтожить систему. Поэтому первоочередной задачей революционера является поиск таких личностей и энергий на обочине общества – среди маргиналов, непослушных и запрещенных, – всего и всех, кого властная структура капитализма еще не смогла коммодифицировать и покорить полностью. Все такие маргинальные элементы будут «иррациональными», «аморальными» и даже «криминальными», особенно по определению капитализма, но это как раз то, что нужно революционерам. Любой такой маргинальный элемент может «стать трещиной в ложном сознании и создать Архимедову точку опоры для усиления эмансипации»[293].