Обида

Рьяное приближение человека привлекло внимание чаек. С шумом хлопая крыльями, они поднялись с загаженных ими насестов. В следующий миг живой полог белых перьев колыхался над простоволосой головой, в воздухе повисло зловещее многократное эхо. Огромные мураши моментально покрыли кожу под слоем теплой воды.

«Мне сегодня для полного счастья недоставало птичье дерьмо из волос выковыривать, – со злым сарказмом подумала Катя, – и это в лучшем случае», – буйная фантазия не успела нарисовать кровавые картины исклеванных тел.

– Кэт, ты куда? Подожди меня! – раздался за спиной счастливый голос.

Одетые в радость слова подстегнули е"e, как кнут задремавшего на ходу рысака. Катерина, вздрогнув, прибавила ходу так, что можно было смело говорить о сверкающих пятках.

Раскатистый задорный смех распугал пернатых – они, недовольно бранясь, улетели прочь.

– Кэт, да постой же ты, я не кусаюсь, – все ещ"e радостно хохоча, крикнул он.

В этот момент красные полукеды встали на обглоданное волнами дно, и вс"e же Катя не почувствовала себя в безопасности. С силой расталкивая воду, она рванулась к берегу. Отяжелевшие локоны больно хлестали по спине, сырая майка противно липла к телу, ноги постоянно обо что-то спотыкались, в обувь набился песок, болезненно натирал кожу.

Странная эта штука – время: то бежит без оглядки, можно подумать, за ним гонится свора голодных псов, то останавливается в неподвижности. Вероятно, при других обстоятельствах Катерина даже бы не заметила те несколько шагов, которые в данный момент казались ей нескончаемыми.

Наконец она забежала за валуны, теперь вода едва доходила до колен, идти стало легче – можно перевести дух. От усталости и злости дыхание сбилось, сердце отбойными молотками стучало в висках, тряслись руки, пылало лицо, но его смех (когда-то давно, в прошлой жизни, до его идиотской выходки, она любила этот смех, – чистый, искренний) больше не терзал слух, не раздражал нервы. Сквозь шум прибоя до Катерины долетали лишь размеренные, умиротворяющие всплески. Несколько мучительно долгих минут два несовместимых в данный момент желания (идти вперед или оглянуться) вели жестокую борьбу, – любопытство взяло верх.

Хасан неспешно плыл в е"e сторону. Короткие просторные рукава белой футболки рулончиками скатились к массивной шее, заголив широкие рельефные плечи. Обласканные водой руки, играя накаченными мышцами, легко рассекали невысокие волны. Влажная кожа в ярком солнечном свете отливала светлой бронзой с вкраплением позолоты. В каждом гребке сквозила уверенность и естественная грация.

Позабыв об всем, Катя невольно залюбовалась им, правда, на мгновение. Коварная память напомнила о леденящем ужасе, так недавно царившем в душе. Обида, острой занозой больно вонзаясь в сердце, потребовала возмездия. Катерина отвернулась и продолжила путь.

Разом нахлынули прежние ощущения. Опять чувствовался песок в полукедах, липкость ткани, тяжесть волос, мерзкое щекотание сол"eной воды, стекающей по телу. Вдобавок, саднило ладони. «Не будешь бить море почем зря», – упрекал внутренний голос.

Внезапно ей стало очень жалко себя, захотелось заплакать, – по-детски, навзрыд, – уткнуться мокрым лицом в мамин подол, почувствовать прикосновение натруженной ладони, услышать ласковый родной голос…

– Кэт, куда ты постоянно убегаешь? Постой! – веселое недоумение в голосе вырвало е"e из любящих материнских рук и вернуло в густую тень каменного з"eва. – Кэт, не будь реб"eнком. Я не сержусь на тебя!

От такой наглости Катя потеряла дар речи. Вал возмущения, для изображения которого Айвазовскому не хватило бы размера холста, поднялся из недр женской души, резко развернул е"e на пол-оборота, попутно смел ещ"e не проступившие сл"eзы. На плотном песке среди птичьих следов появились две глубокие вмятины.

В это время Хасан начал медленно выходить из воды, спокойно раскатывая рукава. В смоляных волосах радужным светом переливались капли, казалось, на ему голову кинули горсть алмазов.

Но время любования безвозвратно ушло, мужская невозмутимость подлила масла в огонь.

– Ты… ты, – Катерине не хватало ни воздуха, ни слов, – ты на меня не сердишься?! – гомерический хохот многократно отразился от голого брюха скалы, резвым конем поскакал к горизонту.

Хасан в изумлении застыл на месте, так и не дойдя до световой черты, и радуги продолжали свой веселый перелив.

– Вот и стой, где стоишь, – для пущей убедительности Катя предупредительно выставила впер"eд растопыренные пальцы правой руки, мимоходом смахнув слезинку – вс"e-таки одна прорвалась, сволочь. «Он на не"e не сердится. Ха! Ха! Ха! За что? – память услужливо подсказала: «Ты ногами толкнула его под водой». Да его убить мало! Или он пытается переложить с больной головы на здоровую? Со мной такой трюк не пройдет», пронеслось в голове, тем не менее наружу вырывались другие слова: – Ты дебил, Шахин! – всеми фибрами своей души она жаждала побольнее задеть его за живое, стереть удовольствие с омерзительно-красивой рожи, заставить нервничать, злиться.