Хотя одежда его почти ничем не отличалась от одежды товарища, однако покрой ее заставлял предполагать в нем скорее всадника, нежели пешего обитателя лесов. Впрочем, его изношенные башмаки свидетельствовали, что он совершил в них не один трудный переход.
Оба охотника расположились на траве подле огня и с вожделением время от времени посматривали на баранью ляжку, наколотую на железный прут и жарившуюся на пылающих углях.
Их неторопливая беседа, вероятно, заинтересует и нашего любопытного читателя, а посему сообщим, что младший из охотников излагал своему старшему товарищу события, о которых было уже упомянуто в начале нашего рассказа. Напомним, что человек этот был не кто иной, как Хозе по прозвищу «соня», с которым мы познакомили читателей в бухте Эланхови. Спустя несколько дней после совершенного там грабителями злодеяния он решил разузнать поближе о подробностях, совершившихся в ту ночь, и потребовал привлечь к суду своего капитана, который назначил его тогда в бухту часовым и показал на него, как на участника в убийстве графини. Несмотря на тяжесть улик, капитану удалось с помощью подкупа судей избавиться от обвинений, а правдолюбец Хозе угодил в ссылку в Цеуту. После многих приключений бедолаге удалось, наконец, бежать из ссылки в Америку, где он сошелся с охотником, назвавшим себя «обитателем лесов», но не любившим распространяться о своем прошлом и тем более о происхождении зловещего шрама на лице.
В то время, как охотники беседовали о своей прежней жизни и канадец не торопясь рассказывал своему товарищу о своей матросской службе, рядом неожиданно затрещали ветки. Оба замолчали и потянулись к оружию. Шаги принадлежали Тибурцио, который выступил из темноты и тотчас узнал канадца по голосу. Он направился к лежавшим охотникам и попросил их дать ему пристанище на предстоящую ночь.
— Добро пожаловать! — отозвался канадец, протягивая руку пришельцу, который еще раньше вызвал у него симпатию. Между тем Хозе посмотрел на Тибурцио с нескрываемым удивлением.
— Вы, верно, давно уже отстали от всадников, с которыми мы вас видели вчера? — спросил он Тибурцио, который от изнеможения почти повалился наземь. — Разве вы не знаете, что в каком-нибудь получасе отсюда вы могли бы найти другой, гораздо лучший прием, чем у нас? Неужели хозяин гациенды отказал вам в гостеприимстве?
— Я только что оттуда, — отвечал Тибурцио. — Я не смею упрекнуть дона Августина в негостеприимстве, но в его доме остановились гости, с которыми я не мог оставаться под одной крышей и чувствовать себя в безопасности.
— Как? — спросил Хозе. — Разве случилось что-нибудь особенное?
Тибурцио откинул плащ и показал свою правую руку, рукав которой был разрезан ножом Кучильо и весьма измазан кровью.
— Черт возьми! — воскликнул канадец. — Вы, по-видимому, имели дело с негодяем, у которого твердая рука! Несколько дюймов в сторону, и вам пришлось бы расстаться с жизнью. Но рана уже не кровоточит, — прибавил он, осторожно отделяя прилипшие куски одежды. — К счастью, вена не задета.
Омыв рану водой, старый охотник попросил Хозе принести щепотку цветка орегамо, а сам принялся отыскивать какую-то траву. Вскоре Хозе возвратился, в точности исполнив приказание своего товарища, который приготовил из принесенных трав род пластыря, обложил им рану и потом стянул ее поясом Тибурцио. Покончив с работой, старик пригласил Тибурцио присоединиться к их ужину; но юноша поблагодарил за приглашение и попросил позволения полежать и немного поспать, ибо утомился и потерял немало крови. И пока он спал на его плаще, канадец молча рассматривал лицо спавшего, а потом, обратившись к Хозе, заметил:
— Если черты его лица меня не обманывают, я думаю, нам не придется сожалеть, что мы приютили этого бедного малого. Как ты думаешь, сколько ему лет? — спросил старик.
— Ему не более двадцати четырех лет, в этом я готов поручиться, — отвечал бывший стражник.
— Пожалуй, ты прав, — проронил канадец и, помолчав, добавил чуть слышно: — Столько же лет должно было бы быть и моему сыну, если бы он был в живых!.. — При этих словах из его широкой груди вырвался глубокий вздох.
— О ком ты думаешь? — спросил с тревогой испанец, на которого эти слова произвели впечатление.
— Что прошло, то прошло, говорю тебе, — ответил старый охотник, — и если человек чего-нибудь лишится, то лучше об этом более не думать. Что об этом толковать; я жил одиноким в лесах, и, верно, одиноким придется мне и умереть!
Этими словами разговор между обоими собеседниками прекратился, и они приступили к трапезе, после чего Хозе поднялся с места, намереваясь поймать для себя одну из лошадей, принадлежащих хозяину гациенды. При бесчисленном множестве этих животных ни один из охотников не счел бы такой поступок дурным делом.
Канадец остался один. Поглядев еще несколько минут на спящего Тибурцио, старик подбросил охапку хвороста в костер и вскоре тоже погрузился в глубокий сон.