Облачно, возможны косатки

Кроме Ивана Васильевича, на кордоне жил его сын Леша с супругой Машей и дочкой Полиной. В середине ХХ века советские коллективизаторы заставили чукчей и эскимосов брать русские имена, а их собственные имена превратились в фамилии. Теперь всех этих коренных жителей зовут Сашами, Пашами и даже Елисеями, зато некоторые фамилии выговорить может только тренированный работник отдела кадров.

Когда мы перетаскали барахло в отведенный нам балок и немного пришли в себя, оказалось, что мы попали в рай: нас не качало, с потолка не капало, в уголке уютно потрескивала печка-буржуйка, а вокруг на десятки километров простиралась поразительная по красоте тундра, полная грибов и ягод. Я очень люблю тундру в ее чистом, беломорском варианте: с лишайниками, шикшей и кустарничками брусники с голубикой. На Командорах тоже есть тундровые ландшафты, но их мало, и они перемежаются кочкарниками, зарослями шеломайника и невысоких кустов, а здесь, на Чукотке, лишайниковая тундра тянулась сколько хватало глаз, кое-где сменяясь живописными курумниками и лишь в болотистых низинах зеленея травяным ковром. Окружавшие бухту сопки больше всего напоминали марсианский пейзаж – они состояли в основном из камней и щебня без следа растительности. Чувствовалось, что они мало изменились с тех пор, как эту землю вспахал ледник.

Но самое прекрасное ждало нас впереди – настоящие горячие источники в паре километров от кордона. До этого я бывала на «диких» источниках лишь однажды – в национальном парке «Налычево» на Камчатке, а в остальном мой опыт ограничивался кафельными бассейнами в Паратунке с пахнущей тухлыми яйцами горячей водой и толпами таких же, как мы, отдыхающих. На сенявинских источниках в землю вкопан небольшой деревянный бассейн, позволяющий свободно погрузиться в горячую воду почти во весь рост, вокруг расстилается все та же волшебная тундра, а внизу шумит перекатами чистая речка. Нашей радости не испортил даже холодный северный ветер, налетавший порывами именно в те моменты, когда ты уже вылез, но еще не оделся.

Райдо тоже была в восторге – не от источников (она вообще не любит воду), а от просторов тундры. После двух недель заточения на яхте наконец-то можно было сколько влезет носиться с языком набок, как бордер-колли вокруг стада овец. Главный восторг у нее вызвали евражки – берингийские суслики. Эти наглые жирные зверьки живут по всей тундре, но особенно много их вокруг кордона, где они кормятся остатками с кухни, а зачастую и воруют вовсе не предназначенные для них продукты. Евражки живут в обширных норных городках, имеющих множество входов и выходов, и подолгу сидят столбиками возле входов в нору, обозревая окрестности. Шелти – не охотничьи собаки, а пастушьи, и у Райдо никогда не было стремления задавить мелких зверушек; как-то раз я обнаружила ее в обществе оцепеневшей от ужаса полевки, которую она с энтузиазмом обнюхивала и тыкала носом, явно пытаясь пасти. Евражек же она энергично разгоняла по норам, несясь к очередному «столбику» за несколько сотен метров и возвращаясь с чувством выполненного долга, когда стрекочущий суслик исчезал под землей.

Два дня ветер дул, не стихая, так что мы разбирали продукты и оборудование и отдыхали после работы на яхте. На третье утро он ослаб, волна у берега улеглась, и мы стали собираться в море. Оля вышла из балка и начала осматривать горизонт в бинокль.

– Фонтан! Еще фонтан! Да там целый Петергоф!

Мы тоже схватились за бинокль, но оказалось, что фонтаны видно даже невооруженным глазом, если присмотреться получше. Где-то там, в центре пролива Сенявина, кормилось множество горбачей.

Мы бегом собрались и рванули в море. Первым делом направились к тому скоплению, которое было ближе всего к кордону – в начале пролива Йергын, между Аракамчеченом и Иттыграном. Киты не подвели – несколько десятков толстяков ныряли туда-сюда, явно кормясь чем-то очень вкусным на глубине. Поработав там несколько часов, мы двинулись ко второму «Петергофу», который располагался в южной части пролива Сенявина, между Иттыграном и входом в бухту Румилет. Там творилась какая-то вакханалия: на небольшом участке акватории собралось сразу множество китов, они постоянно выныривали с громким пыхтением и заныривали, сильно изгибая спины и высоко поднимая хвосты, чтобы как можно быстрее погрузиться на вожделенную глубину. Пока Оля фотографировала их, строча очередями направо и налево, то и дело какой-нибудь кит выныривал рядом с лодкой, так что мы даже не глушили мотор из опасений, что увлеченный горбач может всплыть прямо под нами и от неожиданности превратить нас в лепешку ударом хвоста.

После обеда снова поднялся ветер, и мы вернулись на кордон, полные впечатлений. Разобрав фотографии, Оля выяснила, что в тот день удалось сфотографировать 55 китов. На следующий день мы сразу поехали в основное скопление и долго крутились там, снимая хвосты и беря пробы биопсии. Третий день начался ровно так же, как и два предыдущих, и мы успели снять с десяток китов, как вдруг Ванюха вскрикнул, указывая вдаль:

– Косатка!