Облачно, возможны косатки

С косатками тоже оставалась одна важная нерешенная задача – прочитать чипы. Отловщики утверждали, что каждое животное маркировано вживленным под кожу чипом, подобным тем, которые вводят для идентификации домашним кошкам и собакам. Сам чип очень маленький, чуть больше рисового зерна, батарейки в нем нет, и информацию он передает, только возбуждаясь от электромагнитного поля чип-сканера, если поднести тот достаточно близко. В нашей команде был ветеринар из Владивостока, и, пока Сиренко брал пробы, тот размахивал сканером у него над головой, но безуспешно – по словам отловщиков, чипы находились в районе спинного плавника, а косатки высовывали из воды только головы.

Отловщики поначалу только посмеивались над нами, но после разъяснительной беседы с фээсбэшниками согласились помочь – для этого они предложили ветеринару попробовать еще раз во время кормежки. Всех остальных они просили не заходить больше в вольеры, чтобы дать животным успокоиться. В итоге мы снова бессмысленно столпились у калитки, ведущей на пирс. По какой-то причине Лисицын считал, что, пока косатки будут успокаиваться и обедать, все мы должны торчать там несколько часов на морозе, вместо того чтобы, например, спокойно поспать в машине. К счастью, во льду, покрывавшем акваторию между нами и косаточьими вольерами, была небольшая полынья, и я спустила в нее гидрофон, что несколько скрасило мне дальнейшее ожидание. Сначала было слышно только вопли белух (я содрогнулась, представив себе, что косаткам приходится слушать эту какофонию изо дня в день, днем и ночью, и нет от нее никакого спасения). Косаточьи крики лишь изредка, словно бы нехотя, прорезались сквозь этот гам. Я дала послушать подводные звуки десятку мерзнущих рядом коллег и даже, кажется, кому-то из отловщиков и собиралась уже вытаскивать гидрофон, как вдруг косатки закричали – громко, часто, одна за другой. Минуту спустя выяснилась причина этого неожиданного возбуждения – от разделочных домиков шли люди с ведрами рыбы. В радостном предвкушении косатки устроили целый концерт, что несколько (хотя и не до конца) искупило тупое торчание на холодном ветру.

В итоге считать чип удалось только у одной косатки, но по крайней мере пограничники убедились, что они у животных есть. Ветеринару нужно было вечером возвращаться во Владивосток, а нам еще предстояло на следующий день провести наблюдения, чтобы оценить состояние косаток, степень их привязанности к человеку и возможность выпуска в природу.

Между тем две Ольги-белушатницы (Шпак и Русскова) во время кормежки смогли-таки посчитать белух. Их действительно оказалось 87, так что, кроме трех малышей, исчезнувших («сбежавших») в декабре, потерь больше не было. Несколько детенышей и впрямь оказались сеголетками, но все они на данный момент выглядели здоровыми и упитанными.

На следующее утро в «китовой тюрьме» нас встречают уже рутинно, без драматизма. Прибывшие с нами две машины спецназовцев оказались достаточно убедительным аргументом для смотрителей «китовой тюрьмы», чтобы нам разрешили делать все, что захотим. Мы делим вольеры – Сергей Рязанов берет на себя первый, с тремя младшими детенышами, Таня Ивкович – второй, а я – третий, дальний от пирса. Здесь сидят четыре подростка: две большие четырех-пятилетние самки Зоя и Зина, самец Тихон возрастом чуть помладше и самая маленькая самочка Гайка. Первые полчаса я просто смотрю на них, стараясь запомнить внешние признаки – форму плавников, седловидных и заглазничных пятен, облезающих пятен кожи и разводов на подбородке – так, чтобы узнавать каждую косатку в любом ракурсе, голову ли она показывает или спину. Потом начинаю отмечать особенности поведения каждого подростка. Самые активные в этой четверке – Зоя и Зина. Они постоянно в движении, носятся по вольеру, как игривые щенки. Места тут немного – пара взмахов хвостом, и ты уже у другой стенки, так что им приходится постоянно разворачиваться и лавировать между телами сородичей. Гайка – чуть более робкая, чем старшие самки, но тоже участвует в их играх. Тихон несколько менее активный, он периодически зависает у стенки вольера так же, как это постоянно делают Кирилл, Александра и Витас.

Мой гидрофон болтается под водой, просунутый между понтоном и сеткой так, чтобы оказаться снаружи вольера. Косатки, за которыми я наблюдаю, выглядят здоровыми и бодрыми, не считая нескольких пятен омертвевшей кожи на спине и плавниках. Они много времени проводят под водой, а это хороший признак, позволяющий надеяться на то, что они пока еще не слишком привыкли к человеку. Самым человекоориентированным из них кажется Тихон – когда в вольер пришел кто-то из персонала, чтобы проследить, чем я там занимаюсь, Тихон подплыл к нему и стал подставлять голову для почесывания. Девчонки при этом продолжали свои буйные игры и лишь время от времени подходили проверить, нет ли у служителя рыбки в кармане.