Облачный бык

Никогда бы не подумала, что прятаться так легко и интересно. Я уехала из столицы в вагоне с дощатыми скамейками. Старый паровозик тащился кое-как, на каждой малой станции отдыхал минутку-другую. Одни люди с тюками и корзинками горохом сыпались на перрон или прямо на травянистый откос, а другие тараканами лезли в поезд – все они были юркие, потрепанные и ничуть не столичные. Духота, гвалт, двери вагонов распахнуты, ветер пронизывает поезд насквозь, но разбавить махорочный угар не может… Зато для покупки билета на этот поезд не нужны документы.

Сперва мне было совсем неуютно. Я забилась в уголок, серее и тише мыши, и настороженно впитывала запахи, впечатления… К ночи поезд отдалился от «Тёрена» верст на тридцать-сорок, и только-то. Я покинула вагон на заплеванной станции, где почти не было керосинового света и совсем – электрического. Название в темноте не читалось, но это и не потребовалось. На соседней с моей скамейке от самой столицы ехал, просторно разместившись, здоровенный мужик. Зычностью баса он напоминал Васиного папашу-мясника, и шумел так же бесцеремонно: учил всех ездить стоя и молча, объявлял заранее названия станций, а при виде кондуктора ревел: «Убью, твою ж свинью!»… и билетов в нашем вагоне не проверяли ни разу.

Благодаря басовитому дядьке я вышла именно там, где посоветовал Василий. В темноте пришлось наугад пробираться в парк – Вася строго рекомендовал ночевать на скамейке, уложив сумку под голову. Такова была худшая часть плана по смене имени. Зато утром все пошло проще. Я припрятала деньги в задичалом парке и, достоверно изможденная, явилась в местную жандармерию, рыдая: обокрали, по голове стукнули и вот – ничего не помню, денег-документов нет…

Помещение размером и затхлостью напоминало собачью будку, а оба служителя закона – шелудивых псов, негодных к службе. Они скучнели на глазах, а по окончании рассказа, когда я громко потребовала дознания, впали в уныние: придется же что-то делать! Не облегчая их участь, а следуя советам Васи, я взялась нудно выспрашивать, полагается ли мне, беспамятной, место в больнице и содержание, пока устанавливают личность? Служивые сгорбились: на их станции происшествие, того и гляди понаедут проверяющие из столицы, а уж сколько отчетов придется написать… Вдруг старший разогнулся, глянул на меня с прищуром, мигом выписал временную бумагу, сунулся по пояс в шкаф с документами, раскрыл жестяную коробку, прибитую внутри и гордо именуемую сейфом, порылся…

Бумага и мятая купюра в три рубля вмиг оказались втиснуты мне в кулак, а сама я выдворена за порог под скороговорку – иди-иди, сядь на первый поезд и дуй в столицу. Под громкое обещание «там ужо разберутся!» дверь закрылась.

Я для порядка постучала и пошумела. Жандармы не открывали, их собачья будка словно вымерла, внутри ни шороха – ни скрипа. Я с надрывом вздохнула и удалилась, изучая казенную бумажку с временным именем «Юлиана Липова» и пояснением: потеряла документы, следует к месту проживания. Смешно… в липовых бумагах вот такая фамилия! Хотя это не со зла, просто в спешке иного не выдумалось. Возьмись я настаивать, поименовали бы даже и Кряжевой, лишь бы сгинула.

Три рубля истратить не довелось. Я только-только добыла из тайника свои деньги, присела на скамейку и убрала кошель в сумочку, а ее – на дно большой сумки… как в меня вцепилась говорливая старушка с тяжеленым чемоданом. Конечно, я согласилась помочь ей. Кое-как проволокла чемодан через парк. Пыхтя, втащила по лестнице на перрон. Отдохнула и побрела к месту, против которого предполагалось увидеть двери нужного старушке вагона, когда подойдет её поезд… Разметка мелом или краской делается только для двух-трех купейных вагонов, чтобы состоятельные пассажиры не метались по перрону, не били ноги зазря.

Бухнув чемодан на меловую отметку, я отдышалась и наконец-то удивилась: старушка явно богата, могла бы нанять… Я почти додумала вопрос, но тут прибежал нарочный с телеграммой.

Внучка внезапно простудилась! – эту горестную весть узнали все и сразу, ведь огорченная бабушка причитала визгливо, громко. Я забыла о своем недоумении и побежала за водой, быстро перебрала флаконы в сумочке старушки, нашла сердечные капли, бормоча слова утешения. Пожилая путешественница плакала, усевшись на свой чемодан, а вокруг нас множилась, гудела суета…

Ума не приложу, как получилось, что внезапно я оказалась в уютном купе, с чужим билетом, намертво зажатым в потном кулаке! За окном старушка слезно благодарила за заботу и махала вслед тронувшемуся поезду. А я тяжело дышала, не в силах одолеть недоумение. Не могу вспомнить, как меня втолкнули? Кто именно первым крикнул, что билет не должен пропасть? И – дальше-больше, общее мнение толпы загудело, внесло меня в вагон, смяв кондуктора.