Облачный бык

– Казна пустовала, засуха жгла поля пятый год кряду. У западных границ зрела нарывом большая война, грозя перерасти в политическую гангрену и ампутировать огромный кусок территории, и вряд ли один, – раздумчиво сообщил Яркут, почти касаясь носом пивной пены. Облизнулся. – Двоюродный брат императора Алексея был дурак и бабник. Он испортил все, что можно и нельзя, будучи по-родственному отправлен послом с тайной миссией. Династия пошатнулась… но ей великодушно протянули руку помощи. Ей и заодно всей стране купили мир.

– А мир что, можно купить?

– Все зависит от того, сколько денег и кто ими распоряжается. Второе гораздо важнее. Кстати, пиво лучше прошлогоднего. – Яркут облизнулся и продолжил изучать пену, такую плотную, что она почти не оседала. – В так называемом цивилизованном обществе того времени было четыре семьи, которые разжигали или же гасили войны, исходя из своих интересов. Одна влезла по уши во власть и постепенно сдала позиции. Найзеры по-прежнему активны на полях войн, они ушлые ростовщики, всегда были такими. Дюбо тогда лишь входили в силу. Как они превращают сведения в деньги, ты хоть малость, а понимаешь. Ин Тарри, хозяева Белого плеса, самый тихий род, и, пожалуй, самый древний. Они и тогда были немногочисленны, каждый на виду… Но никто не понимал их возможностей и хода мыслей. Зачем подарили нам мир, насмерть поссорившись с Дюбо, ослабив долгосрочный альянс с Найзерами? Я спрашивал Мики, когда был ребенком и впервые прочел о Белом плесе. Он сказал, им понравилось жить здесь. С тех пор кто-то из семьи всегда вырастал в нашей стране и считал её вторым домом.

– Мики, – повторила я, пытаясь сообразить, почему в историю вплелось имя солнечного человека. – Ты умеешь безоговорочно ценить чужое мнение?

– Мнение Мики – да. И я не намерен ничего говорить прямо, о наивная сверх меры барышня. Нравится не понимать очевидного? Изволь, – делаясь немного Яковом, широко ухмыльнулся рассказчик. Обнял бокал обеими ладонями и сразу выхлебал две трети содержимого. – Хорошо.

– Обратно поедешь пьяный?

– Нас отвезут. Пей, ешь, гляди на реку. Вот что я решил. Месяц. Я согласен делать то, что полагаю глупым и смешным, ровно месяц. Променады, рестораны, театры. Держаться за ручки, говорить и вздыхать. Аж заранее скулы сводит! – Он допил пиво и встряхнулся. – Юна, в таких случаях говорят: твой ход. Ясно выражаюсь?

– Вполне. – Стало жарко, я отхлебнула пиво, даже немного расплескала. Действительно вкусное. Яркут подвинул ближе что-то вроде супника, полного очищенной и еще теплой мякотью раков. – А что значит «Ё» на твоей карточке?

– Ёмайгиевич, – фыркнул Яркут. – Ёмайги – имя моего названого отца. Внести его в метрику вместо кровного было не совсем просто. Но помнить того, кто меня продал, не желаю. Ты сказала в первый день: я не умею прощать. Ты во многом права. Юна, почему так? Ты в одном очень даже умная, а в другом…

Он не договорил, и это было хорошо. Это он пожалел меня. Я набрала полную горсть рачьего мяса и стала жевать, облизывая пальцы. Запила пивом. Дышалось на обрыве легко, воздух был сладкий. Ветер сплавлял по течению горячий запах хвои от дальнего бора.

– Кто смотрит на мир из тени, тот видит ярко и искаженно. Вот хоть твой Мики. Он в тени, пока тебя нет рядом. С тобой он делается солнечным в полную силу. Я это вижу, и для меня это волшебство. Сам ты живёшь в пекле полудня. Меня пугает полдень. Слишком ярко. Васька человек раннего утра, вечный ребенок. Василий Норский соткан из позднего вечера, он расчетливый сильный зверь, но не падальщик.

– Не понимаю ни слова, – Яркут нахмурился. Хмыкнул, лег на спину и закинул руки за голову. – Что возвращает нас к первой встрече и меняет мое мнение по поводу стаи птиц. Ты сразу упомянула тень, я не был внимателен. Решил, что болтаешь, пряча страх. Ехать с чужаком через лес – не пустяк. Но там была тень! Что же такое «тень»? Живки, которые по злобе прядут, для тебя в тени? Почуяла прядение?

– Нет. Жив я видела два раза, это не считая Агату. Наемные были в ярком свете, неприятно слепили. Они лисы. Даже когда прячутся, они рыжие и горят. Агата – айлат, она мягко-перламутровая, на грани света и тени. Я всегда боюсь за неё. Хрупкая девочка, очень ответственная. Настоящая белая жива в исконном понимании дара… Это так трудно – быть белой.

– Продолжаю ничего не понимать. Интересно. А кто ты в людском зверинце?

– Я не в зверинце. Я – мох. Леплюсь к порогу, кругом тень и холод. Так мне приснилось, когда убили Васину маму.

– Выдумщица. Хрупкая и вычурная, вроде вот этого бокала, – вздохнул Яркут. – Говоришь странности, чуть не плачешь. Почему?

– Ты не считаешь, что я сумасшедшая?

– Нет. Сумасшедших я видел гораздо больше, чем ты – живок. Еще вопрос. Если в тени была не живка, тогда кто? Почему ты мерзла, если не из страха?

– Почему ты требуешь все и сразу? Почему или просто допрос, или уж с пристрастием?