Облако Пустоты. Жизнеописание и наставления великого чаньского учителя Сюй-юня

Однажды поздним вечером, когда он стоял в качестве помощника около Лун-таня, последний сказал ему: «Уже поздно. Почему ты не идешь к себе?» Пожелав учителю спокойной ночи, он ушел, но тут же вернулся и сказал: «На улице очень темно». Лун-тань зажег бумажный фитилек и передал его ему. Дэ-шань уже было собирался взять фитилек, но Лун-тань задул пламя. Это привело Дэ-шаня к полному просветлению. Он низко поклонился учителю в знак благодарности. Учитель спросил: «Что ты узрел?» Дэ-шань ответил: «С сегодняшнего дня больше не о чем сомневаться в сказанном старыми монахами Поднебесной». На следующий день Лун-тань поднялся на свое место и сказал собравшимся: «Есть тут парень, чьи зубы как листья деревьев, поросших мечами, а рот словно кровавая баня [164]. На удар палки он даже головы не повернет. В свое время он поднимет мою доктрину на уединенную горную вершину». Дэ-шань сложил в кучу на земле у зала дхармы все свои листы с «Комментарием Цин-луна» и, подняв факел, сказал: «Пытаться исчерпать аргументы о сокровенном все равно что кидать волосок в великую пустоту. Напрягать все силы все равно что стряхивать каплю воды в огромное море». После этого он сжег рукопись, простился с учителем и покинул монастырь.

Он отправился прямо в монастырь Гуйшань, со своми пожитками вошел в зал дхармы и пересек его с запада на восток, а затем обратно – с востока на запад. Он посмотрел на настоятеля (учителя Гуй-шаня) и сказал: «Все, что есть? Все, что есть?» Гуй-шань сидел в зале, но не обратил никакого внимания на посетителя. Дэ-шань сказал: «Ничего, ничего», и вышел из зала. Дойдя до главной двери монастыря, он сказал сам себе: «Даже если так, недопустима такая грубость». Затем он вернулся назад и снова вошел в зал в разгар церемонии. Вступив на порог, он вытащил свою нисидану[165] и, подняв ее вверх, призвал: «Почтенный упадхьяя!»[166] Когда Гуй-шань наклонился, чтобы поднять метелку[167], Дэ-шань издал крик и быстро вышел. В тот же вечер Гуй-шань спросил руководителя собрания: «Новый пришелец еще здесь?» Руководитель ответил: «Покидая зал, он повернулся спиной к нему, надел свои соломенные сандалии и вышел». Гуй-шань сказал: «Этот человек потом отправится на какую-нибудь уединенную горную вершину, где соорудит соломенную хижину. Он будет ругать будд и поносить патриархов»[168].

Дэ-шань пробыл в Лияне тридцать лет. Во время гонений на буддистов при императоре У-цзуне (прав. 841–848) во времена династии Тан учитель жил отшельником в каменной хижине на горе Дуфу (в 847 г.). В первые годы правления под девизом Да-чжун наместник Улина Се Тинван восстановил былую славу и статус монастыря Дэ-шаня и присвоил ему звание Чаньского монастыря древней добродетели. Он подыскивал человека выдающихся способностей, который мог бы возглавить монастырь, и услышал о репутации учителя. Несмотря на несколько предложений, Дэ-шань отказался спуститься с горы (Дуфу). В конце концов наместник придумал интригу и учителя обвинили в контрабанде чая и соли. А когда за нарушение закона его доставили в центр округа, наместник низко ему поклонился и настоятельно попросил возглавить чаньский храм, где Дэ-шань впоследствии начал широко распространять учение этой школы. Потом говорили о том, что Дэ-шань кричал на монахов, а Линь-цзи[169] бил их палкой. Но таким ли, как они, печалиться о невозможности прекращения рождения и смерти? После Дэ-шаня были Янь-тоу и Сюэ-фэн. После Сюэ-фэна были Юнь-мэнь и Фа-янь[170], а также императорский учитель Дэ-шао и Юн-мин-шоу. Все они постигли истину благодаря палке (Дэ-шаня).

В течение прошлых пяти династий школой управляли великие патриархи и учителя. Вы здесь собрались на чаньскую семидневку и хорошо понимаете эту высшую доктрину, которая позволяет беспрепятственно достичь прямого проникновения в сущностную природу и освобождения от рождения и смерти. Однако если вы отнесетесь к ней как к детской забаве и не будете усердно трудиться, если вы предпочтете с утра до вечера смотреть на «привидения на пороге» или обосноваться «в логове слов и выражений», вы никогда не избежите рождения и смерти. Ну а теперь прилежно займемся практикой.

Четвертый день

Это четвертый день чаньской семидневки. Вы упорно занимались практикой. Некоторые из вас сочинили стихи и гатхи и представили их мне. Это совсем не просто, но в этой практике вы, похоже, совершенно забыли мои два предыдущих наставления. Вчера вечером я сказал:

Нет в совершенствовании ничего иного,
Кроме как – знание пути.