Облако Пустоты. Жизнеописание и наставления великого чаньского учителя Сюй-юня

Двенадцать разделов Трипитаки махаяны были изложены Почитаемым миром по причине наличия у нас трех ядов: жадности, злобы и глупости. Поэтому цели этих двенадцати разделов Трипитаки таковы: дисциплина (шила), невозмутимость ума (самадхи) и мудрость (праджня). Они предназначены помочь устранить желания, достичь четырех безграничных состояний ума Будды: доброты (майтри), сострадания (каруна), сорадования (мудита) и беспристрастия (упекша), а также всех атрибутов спасения[186], чтобы устранить иллюзию неведения и порочность глупости с целью достижения добродетели совершенной мудрости и благой дхармакаи. Если мы можем придерживаться такой линии поведения, сокровища Лотоса[187] обнаружатся повсюду. Сегодня большинство из вас, прибывших сюда на чаньскую семидневку, – добродетельные миряне (упасаки). Вам нужно должным образом обуздать свой ум и избавиться от всяких уз. Сейчас я расскажу вам еще один гунъань, чтобы вы могли следовать примеру, приведенному в нем. Если нe рассказать его, то, боюсь, вы не станете обладателями Сокровища и вернетесь домой с пустыми руками, а я буду виновен в том, что не оправдал вашего доверия. Пожалуйста, слушайте внимательно:

Во времена династии Тан жил упасака по имени Пан-юнь, известный также под именем Даосюань. Родом он был из города Хэняна в провинции Хунань. Поначалу он был ученым-конфуцианцем, но с юных лет, осознавая тщетность страстей, искал истину. В начале правления под девизом Чжэнь-юань (785–804) он услышал о школе учителя Ши-тоу и пришел к нему за наставлениями. Он спросил учителя: «Что за человек, который не принимает все дхармы в отличие от своих товарищей?» Ши-тоу вытянул руку и закрыл рот Пан-юню, и тот мгновенно понял значение этого жеста. Однажды Ши-тоу спросил Пан-юня: «Ты увидел этого старого монаха [188], что после этого ты каждый день делаешь?» Пан-юнь ответил: «Если вы меня спрашиваете, что я делаю, то я не знаю, как открыть рот (чтобы сказать об этом)». Затем он представил Ши-тоу следующие стихи:

Особого нет ничего в делах моих повседневных.
Я просто в гармонии с этим живу.
Больше никогда не принимаю и не отбрасываю,
Больше ничего не утверждаю и не отрицаю.

Кто цветам дал название – красный или пурпурный?

В горном приюте нет ни единой частицы пыли.
Божественное повсюду и волшебством
Носится вода и собирается хворост.

Ши-тоу понравились стихи и он спросил Пан-юня: «Ты присоединишься к сангхе (общине) или останешься упасакой (мирянином)?» Пан-юнь ответил: «Куда меня потянет», и не стал брить голову[189]. Потом Пан-юнь пошел к учителю Ма-цзу и спросил его: «Что за человек, который не принимает все дхармы в отличие от своих товарищей?» Ма-цзу ответил: «Я тебе скажу, когда ты одним глотком выпьешь воду Янцзы». Услышав это, Пан-юнь мгновенно пробудился для понимания сути. Он пробыл два года в этом монастыре (где жил Ма-цзу). После полного осознания своей изначальной природы этот упасака оставил все мирские занятия, выбросил в реку Сянцзян все свое состояние, составлявшее 10 000 связок золотых и серебряных монет, и стал зарабатывать себе на жизнь плетением бамбуковых изделий.

Однажды, разговаривая с женой о принципе нерожденного, он сказал: «Трудно! Трудно! Трудно! Так же трудно, как разложить десять даней семян кунжута на ветвях дерева». Его жена воскликнула: «Легко! Легко! Легко! На сотнях травинок блестят указания учителя». Услышав их, дочь Лин-чжао рассмеялась: «Послушайте, старички! Как вы можете говорить такое?» Упасака спросил дочь: «Ну а ты что скажешь?» Она ответила: «Это не трудно! Это не легко! Когда ты голоден, ты ешь, а когда устаешь, ложишься спать». Пан-юнь хлопнул в ладоши, засмеялся и сказал:

У сына не будет жены,
А у дочери не будет мужа.
Мы все останемся вместе
Говорить на языке нерожденного.

С тех пор он прославился красноречием и остроумием. Когда этот упасака покидал учителя Яо-шаня, тот послал десять чаньских монахов, чтоб те его проводили до ворот (монастыря). Указывая пальцем на падающий снег, упасака сказал им: «Хороший снег! Ни одна из снежинок не упадет на другое место». Чаньский монах по имени Цюань спросил его: «Куда они падают?» Упасака ударил Цюаня по лицу, а тот сказал: «Ну зачем же так грубо». Упасака ответил: «А еще называешься чаньским монахом! Бог мертвых тебя не пропустит». Цюань спросил: «Что же тогда почтенный упасака имеет в виду?» Упасака шлепнул его еще раз и сказал: «Ты видишь, как слепой, и говоришь, как немой».