Область личного счастья

Конечно, она выдала себя. Тарас не мог не заметить ее бегства. Глупо. Надо держать себя в руках и никогда не подчиняться первому порыву.

А тут еще этот человек. Она так задумалась, что совсем забыла о нем. Ее мысли — он может подслушать их. Опасливо покосившись на «этого человека», Марина успокоилась. Он не подслушивал, занятый своими и, как могло показаться со стороны, очень легковесными и даже веселыми мыслями. Берзин шел своей легкой походкой, задумчиво поглядывая на дома, на прохожих грустными глазами. При этом он улыбался, высоко поднимая брови и легкомысленно покручивая на бечевке пакет с подарком.

Странный человек: идет в дом к человеку, который его предал, и улыбается. Странный? Нет, скорее страшный. Вот у кого учиться владеть собой. Этот вряд ли позволит воскресшим страстям командовать собой. Он, скорей всего, просто не позволит им воскресать.

Что он несет в Катину семью? В семью, которую с такой любовью создавала и укрепляла маленькая и отважная Катюшка…

— Ваша сестра счастлива с ним?

Марина почти с суеверным страхом оглянулась на Берзина. Конечно, он понимает весь ход ее размышлений. Его легкомысленный вид — только маска.

— По-видимому, да, — ответила Марина сжимая плечи, словно ей вдруг стало холодно.

Наверно, ничего хорошего в Катину семью не принесет этот человек.

Но дальнейшие события развернулись так, что Марина забыла все свои опасения.

Петр Петрович Гриднев был одним из тех, чье долгое пребывание на ответственном посту в конце концов создает в сознании окружающих и особенно подчиненных уверенность в том, что этот человек был рожден для высокого поста. Все в нем было сановито и внушительно. Даже его простые просьбы, вроде «принесите чаю» или «позвоните попозже», звучали как директивные указания. При всяком разговоре он делал озабоченное лицо, заставляя чувствовать свое величие.

Все это не мешало ему слыть добрым и внимательным человеком.

Начальство его любило за исполнительность.

Марина относилась к нему свысока, он с ней почтительно заигрывал, распространяя на нее свою сытую, самодовольную любовь к семье и семейственности. Встречая ее дома, он улыбался своими полными губами и сочным баритоном приветствовал.

— А, Марина Мнишек! Целую ваши руки, гордая полячка.

— Почему вы не выдумаете ничего нового?

— Все, что выдумано, недолговечно, — поучал он, — а я надеюсь на нерушимую прочность нашей дружбы.

На этот раз все было по-иному. Поднимаясь на второй этаж, Берзин сказал:

— Я заметил: чаще всего встречаешь того, кого не хочешь видеть, и только один раз такую, как вы. Вас я всегда хотел встретить, но не предполагал, что эти две встречи будут связаны таким нелепым узлом.

Уже не удивляясь ничему, что Берзин говорит и делает, Марина позвонила по-своему, так, как звонила она одна. Все знали ее манеру звонить, поэтому, еще открывая дверь, Петр Петрович громко сказал:

— Марина Николаевна. Это хорошо, что вы пришли.

И осекся, распахнув дверь.

Марина заметила, как этот самодовольный, уверенный в себе человек вдруг суетливо отступил от двери и ломким голосом воскликнул:

— Прошу вас!

Берзин спокойно перешагнул порог:

— Ну здорово, Петр Петрович. Постарел ты, однако, еще больше чем я.

Взглянув на Гриднева, Марина поняла, что стоили ему часы ожидания этой встречи. Он постарел, именно постарел, словно она не видела его по крайней мере лет десять. И самым удивительным, что поразило Марину, была беспомощность Петра Петровича. Он старался побороть страх — и не мог.

— А ты, знаешь, не постарел, — как мог непринужденнее сказал он, мелкими шагами приближаясь к Берзину, — все такой же.

— Ну, где там, — протягивая руку, небрежно ответил Берзин.

Петр Петрович жадно схватил протянутую ему руку и, сопя сильнее обычного, сказал:

— Это хорошо, что ты зашел. Очень хорошо. Я понимаю, что виноват перед тобой. Очень виноват, и надеюсь, ты все поймешь…

Он был жалок, этот самоуверенный человек в хорошо сшитом сером костюме. Его тугие щеки, тщательно обласканные парикмахером, побагровели. Марина, страдая от стыда за него, отвернулась и в это время услыхала, как Берзин спросил:

— Ты, собственно, о какой вине говоришь?

Марина поняла — стыдиться ей не придется. Только человек низменных страстей может унизить и оскорбить виноватого, прежде чем наказать его. Не таков Берзин и не для этого он пришел сюда.

— Перед кем ты виноват? — продолжал Берзин.

— Перед партией и народом я чист, — угрюмо ответил Гриднев.

А Берзин, махая рукой, коротко рассмеялся:

— Это, Петька, понимаешь, красивые слова… Я же знаю тебя. Да и не за этим я пришел к тебе, чтобы выслушать твои извинения. Мне надо, чтобы ты сам сказал все.

В это время вошла Катя. Из приоткрытой ею двери в прихожую ворвался веселый шум детского праздника. Дверь сейчас же захлопнулась, но всем показалось, что душа этого веселья не успела убраться в комнату, а осталась здесь в ярко освещенной прихожей: так возбуждена, так нарядна и красива была Катя.