Облава

«Не торопись, – сказал он себе с недоброй усмешкой, –

с женщинами и с самим собой ты герой! Дело не в одной какой-то ошибке, за которую можно сразу заплатить; ошибок много, и придется искупать их долго и постепенно, одну за другой. Началось это с того, что я заснул на часах и натерпелся во сне страха, пытаясь удрать от падающего телефонного столба. С тех пор я только и делаю, что даю деру, спасаюсь бегством. Первая моя мысль –

пуститься наутек, а не помочь товарищам или защищаться. Весь день у меня нынче будто страшный кошмар с бесконечным бегством. Может быть, я и сейчас все это думаю во сне и не знаю, как проснуться? Надо вернуться туда, где все началось, только там и смогу сбросить с себя чары, заставляющие меня все время убегать. Если я вернусь туда и проснусь по-настоящему, может быть, тогда станет ясно: все, что со мной произошло, было лишь страшным сном...»

Арсо пошел, но, сделав с десяток шагов, заметил, что ходит он как-то странно. Его заносило вправо, непонятная боль укорачивала шаг. Движения стали резкими, изломанными, судорожными, он не шел, а как бы бежал вприпрыжку. Это напомнило ему детство, когда он так рысил, передразнивая лавочника Бучу, который потешно ковылял по лавке и кричал:

— Сначала деньги, потом товар! В кредит не дам и самому господу богу!

Лавочник жаловался на позвоночник; потом он совсем сгорбился и скоро умер. Арсо понял, что и его болезненные судороги идут от позвоночника. Может быть, ранило, подумал он с радостью, его устроила бы и самая ничтожная рапа, все было бы какое-то оправданно. Он сунул руку под шинель, джемпер и рубаху, ощупал себя и помрачнел

– снаружи ничего нет, рана, видимо, внутри, а такие раны в счет не идут. Он ускорил шаг, и в тот же миг у него потемнело в глазах; попытался выпрямиться и согнулся в три погибели.

Он узнал дерево, возле которого бросил Зачанина, и тотчас свернул вправо. «Подходить не буду, – заметил он про себя, – нет времени. Да и зачем, что мне это дерево?

Мне нужно убедиться, что это был только сон, а не разуверять себя в обратном. Не нужна мне правда, если она такая. Это тогда не правда, а сука! Так я ей и скажу – сука!

И пусть идет с богом!..»

Он умышленно обогнул место, где погибла Гара, и отвел глаза в сторону, чтобы ничего не видеть, если там еще есть что видеть. Поскользнувшись на спуске, он упал, обнял винтовку и покатился вниз. Долина, где он поднялся на ноги, была покрыта тенью и показалась ему совсем незнакомой. Это его не удивило: не все ли равно, подумал он, может, даже и лучше, что другая. Арсо плохо видит –

болит голова, в глазах бегают мушки, воспаленные веки горят. Лучше всего вообще не открывать глаз, а только щуриться, чтобы было видно на три-четыре шага вперед –

не смотрел бы и так, если бы не деревья, они идут снизу навстречу и несут свои твердые круглые животы куда-то вверх. От усталости Арсо забыл, куда идет. Вспомнился

Видо Паромщик, для Арсо так и осталось загадкой: откуда он пришел и куда исчез?. Из слепящего блеска вынырнул вдруг и преградил ему дорогу пень; пока он его обходил, ему почудилось, будто за пнем сидит Ладо и ставит на огонь джезву68. Это тот, что здорово пьет, он еще споткнулся на женском вопросе: пусть себе сидит – всяк за себя отвечает. . И даже не оглянулся. Услышал, только, как черный человек бросил ему вслед пустую джезву, выругался и пошел куда-то в гору. Доносились и другие голоса, верней – скулеж. Из-за стволов, с чердачных тайников, из развалин выползают, перегоняя друг друга, выжившие счастливцы в рванье и сами рвань.

Арсо Шнайдер уже не один, он лишь впереди одной из колонн огромного синдиката изнемогших и раненных изнутри, тех, кого унесли вилы, кто пролез сквозь игольное ушко и спас себе жизнь. Одни стонут и причитают, другие спотыкаются, падают на крутизне и дальше ползут на четвереньках. У них болят ноги и глаза, они не смеют посмотреть друг на друга, они повесили головы и боятся даже воспоминаний. Скрипит снег у них под ногами, катятся комья и комочки, и по этому видно, что их много. Они жалеют, утешают друг друга. Они не знают, где находятся, куда идут, им ясно только одно: надо спускаться вниз. Вот они остановились, чтоб договориться, и бормочут на разные голоса, предупреждая друг друга:

— Нельзя поминать войну, это может быть опасно.

— Какую войну? Мы не видели ее и не слышали.

— Мы мирные люди, это нам все от страха причудилось.

— И облавы не было, ничего не было. Все здесь, а кого нет, сами виноваты. Зачем им понадобилось валить столбы?

68 Д ж е з в а – медный сосуд для приготовления кофе (турец.).

— Да, конечно, все это снилось. Лучше всего позабыть.

— Вот сойдем вниз, совсем вниз, и убедимся, что это был только сон.

VI